— А вот это уж и вовсе мне ни к чему. Знаешь, дружище, я как-то не тороплюсь навестить своих предков, у меня ещё в этом мире остались кое-какие счета, до сих пор не оплаченные… — ненависть на миг исказила черты крупного лица юноши.
— Тогда, что ты предлагаешь?
— Они не должны умереть, — просто ответил Митридат.
— Как ты себе это представляешь?
— Ну, это зависит от нашего воинского мастерства. А его ни тебе, ни мне не занимать. Нам просто нужно пощекотать нервы пантикапейскому сброду отменным зрелищем, чтобы никто из них не получил простуды, а этих цепных псов, вскормленных на берегах Аракса, проучить так, как подобает настоящим бойцам. Без лишней крови! Конечно, несколько царапин им не помешает, но синяки и шишки воякам придётся зализывать гораздо дольше любой самой тяжёлой раны. Мы их просто отметелим, как нерадивых слуг, и отправим восвояси.
— Если, конечно удастся, — повеселел от неожиданно забрезжившей надежды Савмак.
— Именно. Что ж, на всё воля богов. Выгорит наш замысел — хорошо, не получится — так тому и быть. Запомни только одно, Савмак — в любых обстоятельствах я не оставлю тебя в беде. Клянусь Дионисом! Чересчур многим я тебе обязан, а потому готов вернуть свой долг с лихвой.
Взволнованный Савмак крепко сжал протянутую Митридатом правицу и стал поправлять сбрую саврасого. Гул над ристалищем начал напоминать рокочущий осенний прибой — на гипподром, после долгих сомнений и колебаний, наконец прибыл и сам царь Боспора.
А как поживает наш общий знакомый, достопочтенный Авл Порций Туберон? Чересчур бурные и волнующие события, случившиеся по прибытию сарматского посольства в Пантикапей, как-то заслонили от нашего взора деяния римского агента, конечно же, вовсе не собиравшегося всё это время пребывать в неге и бездействии, наслаждаясь чистым морским воздухом и видом на безмятежный Понт Евксинский, сонно ворочающий нескончаемые водные валы. Поэтому оставим ненадолго звенящее доспехами ристалище, и перенесёмся в одно из тех мрачных и небезопасных для простого гражданина Пантикапея мест неподалёку от гавани, где нашёл себе пристанище осторожный и предусмотрительный Оронт.
Комната поражала запущенностью и пустотой. Только под одной из глинобитных стен на охапке сена валялись барсучьи шкуры и замызганная кожаная подушка — судя по всему, спальное ложе заместителя начальника следствия Понтийского царства. Авл Порций, мрачный и задумчивый, сидел на колченогом дифре с поломанной спинкой; напротив него на деревянном чурбаке примостился Оронт, при свете коптилки просматривающий какие-то записи. В комнате витал стойкий запах пропитанной лошадиным потом сбруи и человеческих нечистот. Похоже, что римский агент и его подручный кого-то ждали.
Наконец скособоченная дверь скрипнула, отворилась, и на пороге появились подчинённые Оронта — два перса с отталкивающей внешностью садистов и палачей. Они поддерживали под руки Макробия, помертвевшего от страха. Ночью его вытащили из тёплой постели и, закутав в попону, доставили в Пантикапей. После бешеной скачки купец едва не отдал богу душу, и только горячая купель и чаша подогретого вина с пряностями помогли ему вернуться в состояние, граничащее с безумием. Он что-то бормотал, брызгая слюной, и таращил помертвевшие глаза на огонёк масляного светильника.
— Так-так-так… — с удовлетворением протянул Туберон. — А вот и мы. С прибытием, Макробий! Давненько не виделись.
Однако его обращение осталось безответным — Макробий только вздрогнул и закатил глаза под лоб.
— Принесите жаровню с углями! — резко приказал Оронт персам. — Мы его сейчас немного подогреем, чтобы пришёл в себя, — с гнусной улыбкой обратился он к Туберону.
— Не торопись, — с осуждением посмотрел на него Авл Порций. — Это всегда успеется. Надеюсь, что мы договоримся без твоих штучек. Лучше пусть подадут ему вина, да хорошего, покрепче. И какую-нибудь скамью.
Пожелания римского агента были исполнены немедленно. И вскоре наш бедный купец, которому едва не силком влили в горло чашу крепкого хиосского вина, мог самостоятельно сидеть на обгаженной голубиным помётом скамье со спинкой, невесть где отысканной пронырливым живодёрами Оронта. Жаровню тоже внесли, и теперь в комнате стало гораздо уютней и теплей от жарких, посверкивающих расплавленным золотом, древесных углей.
— Оклемался? — с неприятной усмешкой спросил Туберон, наблюдая, как лицо Макробия постепенно приобретает свой обычный пергаментно-желтоватый цвет.
— Ты?! — воскликнул купец и в невольном страхе замахал руками, будто отгоняя страшное видение.
— А то кто же? Успокойся, Макробий, ты среди друзей.
При этих словах Туберона лицо Оронта покривила злобная ухмылка. Многозначительно глядя на Макробия, он достал из перемётной сумы железные щипцы и сунул их в пылающие угли.
Не отводя взгляд от змеиных глаз Оронта, купец с трудом выговорил:
— Что… т-тебе… н-нужно?