Митридат

Авл Порций, немного успокоившись, подумал: «Да, прав был Марк Эмилий Скавр, трижды прав… Нужно было задушить волчонка ещё в логове. Теперь у него выросли клыки, да какие, — вспомнил он, что сделал Митридат с Ардабеврисом. — Опоздали… И если нам не удастся совершить задуманное здесь, на Боспоре, то царевич возвратился в Понт и сядет на трон. Помешать ему будет невозможно. И тогда Риму придётся готовиться к большой войне — Митридат никогда не простит нам содеяного с его отцом. Подкупить, обмануть, улестить — все эти способы не годятся. Он хитёр, очень хитёр, и не по годам мудр. Столько лет скрываться и где — под носом у наших ищеек. О, боги, как я хочу сейчас оказаться на своей вилле! Чтобы больше никогда не видеть ни вонючих варваров, ни греческих кастратов, способных лишь предаваться усладам, противных истинному квириту. Я уже стар… Всё надоело, опостылело…»

Вечер упал на Пантикапей внезапно и принёс с собой мокрый снег. Но шум на улицах столицы Боспора не стихал до полуночи. Везде горели факелы, а в казармах разожгли костры; над ними румянились бычьи туши — все праздновали славную победу пантикапейских воинов над сарматами на ристалище, хотя, строго говоря, Митридат имел к городу весьма отдалённое отношение и не служил в царской хилии. Но народ должен иметь хоть какую-нибудь отдушину в той нелёгкой борьбе за выживание, которая длилась уже не один год, — мудро рассудили старейшины; они и уговорили Перисада открыть по такому нечаянному и радостному случаю закрома и винные подвалы.

Город гулял, а главный виновник торжества Митридат Дионис крепко спал, охраняемый верным Гордием. И ему снилась Синопа.

ГЛАВА 11

Весна пришла ранняя и пронеслась над Таврикой как стриж в голубом небе — стремительно и незаметно для глаз. Море нагрелось быстро и порадовало рыбаков богатыми уловами. Засолочные ванны уже были полны, а косяки продолжали идти на нерест в Меотиду через Боспор Киммерийский так густо, что мореплавателям казалось, будто их суда скользят не по ласковым бирюзовым волнам, а по лоснящимся от жира рыбьим спинкам.

Савмак уже выздоровел, его рана затянулась, и теперь он скучал в полном одиночестве, если не считать компании старого морского волка, сторожившего «Алкион». Но тот был трезвым настолько редко, что юноша уже и забыл когда. А потому, слушая бессвязную болтовню пирата и греясь на солнышке, Савмак мечтал о встрече с друзьями, Таруласом, Руфусом и Пилумном, которых до сих пор носила нелёгкая где-то там, за серебрящейся лентой пролива.

Единственным его утешением была Ксено. Но их тайные встречи случались так редко, а время летело так быстро, что иногда они казались влюблённому юноше весенним сном.

Несколько раз он посещал и моления почитателей Гелиоса. Ему, варвару до мозга костей, пусть и немало повидавшему на своём, ещё коротком, веку, не очень верилось в прекрасное общество, где не будет ни рабов ни господ, о чём страстно вещал жрец Гелианакс. Но старый бунтовщик и заговорщик был с ним терпелив, ласков и настойчив. Он понимал, что душа юноши пока в смятении, и его главной задачей было не торопясь, исподволь, направить мысли и поступки Савмака в нужное гелиополитам русло. Гелианакс очень надеялся на юного царевича, наследника боспорского престола. Будучи великим провидцем, жрец бога солнца предрекал Савмаку незаурядное будущее. И в том далёком далёке он хотел быть рядом с юношей, осенённым золотой короной Гелиоса.

После победы на ристалище Митридат, неожиданно для всех, исчез, затаился, что вызвало разные кривотолки среди почтенных граждан Пантикапея. Конечно же, он никому не мог рассказать о зарезанных Гордием двух персидских соглядатаях, следивших за царевичем денно и нощно. А потому, укрывшись в одной из усадеб царя Перисада, как посоветовал ему осторожный Гордий, он с нетерпением ждал новых вестей из Понта, даже не помышляя о своей любимой охотничьей забаве.

И вот долгожданный гонец прибыл. Он постучался в прочные ворота усадьбы-крепости ранним утром, и пока царские слуги выясняли у его попутчиков, кто, зачем и почему, гонец с неподдельным интересом рассматривал каменные стены убежища Митридата, мысленно прикидывая, как их можно одолеть с наименьшими потерями.

Его встретил Гордий, предусмотрительно приказав спрятавшейся охране, состоящей из миксэллинов, в случае чего спускать тетивы луков без малейшего промедления.

— Кого я вижу! — не без некоторой иронии улыбнулся гонец при виде настороженного Гордия. — Верный слуга своего великого хозяина. Будь добр, прикажи им опустить луки, а не то мои орлы могут неправильно истолковать такое горячее гостеприимство, — он небрежно указал на хозяйские постройки, где таились стрелки.

Гонец был смугл, белозуб и порывист в движениях. Под его богатым и пёстрым восточным плащом Гордий заметил панцирь и набор всевозможного оружия — кривой нож, метательный топорик, два меча и кистень. Спутники гонца — их было около десятка — при последних словах своего господина с удивительным проворством и слаженностью окружили его полукольцом и закрыли щитами.