Митридат

Митридат, залившись краской стыда, отвесил матери низкий поклон. Ему казалось, что рабы и евнухи, стоящие вокруг, взирают на него с презрением и любопытством.

Лаодика ласково приветствовала сына и, подозвав к себе, запечатлела у него на лбу нежный поцелуй. Затем усадила Митридата рядом с собой.

— Как тебе спалось, мой милый? — расспрашивала она. — Что снилось?

Ее глаза, такие большие и жгучие, поглядывали сбоку на Митридата. Когда же ее рука, унизанная перстнями, слегка поправила нечесаные космы юноши, он вздрогнул и так и не осмелился поднести ко рту взятое с подноса яблоко.

— Что с тобой? — понизив голос, спросила царица. — Ты не болен?

— Н-нет, — с усилием выдавил из себя Митридат, не смея взглянуть на мать, сидевшую так близко от него и источавшую тончайший аромат восточных притираний.

— Ты не ответил на мой вопрос: тебе снилось что-нибудь? — напомнила царица.

Митридату стало трудно дышать, уши и лицо у него полыхали огнем. Так и есть, он надругался над матерью — над этой самой красивой женщиной на свете! — и она хочет теперь допытаться у него, помнит ли он, ее сын, что вытворял с ней на ложе прошлой ночью. А может, она желает облегчить терзания Митридата, выдав его пьяную выходку за сон?

— Отвечай же, не бойся, — шепнула Лаодика, слегка встряхнув сына за руку. — Ты не мог спать в эту ночь без сновидений! Уловив в голосе матери ободряющие нотки, Митридат решился.

— Мне стыдно говорить об этом, — пролепетал он, тиская в ладонях яблоко, так что из него брызгал липкий сок, — но я действительно видел совершенно дикий сон.

— В чем же состояла его дикость? — тут же спросила Лаодика.

— Я был пьян и не совсем отчетливо все помню, — лепетал Митридат, оставив в покое раздавленное яблоко. — Мне казалось, что… То есть, я плохо соображал ночью и думал, что все это мне снится…

— Что — «это»? — безжалостно вставила Лаодика.

Митридат вздохнул поглубже, но не смог ничего вымолвить. Даже сказать такое было выше его сил!

Лаодика одним решительным жестом заставила удалиться всех слуг и служанок. Лишь Гистан остался стоять там, где стоял, скрестив руки на груди. Лицо старшего евнуха было бесстрастно.

— Ну же! Я жду. — Лаодика вновь встряхнула сына за руку.

И Митридат еле слышным голосом поведал, что ночью обладал матерью как женой, потеряв рассудок от вина.

Лаодика остановила сына, начавшего страстно молить ее о прощении, соглашавшегося принять любую кару.

— Полно, Митридат! — сказала она. — Это был сон. Всего лишь сон! Такое снится иногда, поверь мне.

— Я тоже думал, что мне это снится, — промолвил Митридат, впервые осмелившись взглянуть на мать, — но утром на ложе…

— Я знаю, — прервала его Лаодика. — Ты нашел мое ожерелье и браслет. Так?

Митридат кивнул.

— Мне не следовало приходить к тебе ночью, сын мой, — скорбным голосом произнесла Лаодика, погладив Митридата по руке. — Мы оба выпили слишком много вина вчера. Ты напрасно казнишь себя, мой милый. В случившемся между нами только моя вина, свидетель — Зевс. Не возражай!.. И не оправдывайся!.. Будем считать, что нам обеим привиделся, скажем так, странный сон. Забыть об этом мы, пожалуй, вряд ли сможем, зато в наших силах не разрушать возникшего между нами доверия, терзая себя такими воспоминаниями. Давай постараемся и в дурном отыскать хорошие стороны, дабы жить в мире со своей совестью. Ты согласен со мной? — Лаодика заглянула сыну в глаза.

Митридат кивнул еще раз.

— Вот и чудесно! — Лицо царицы на миг озарилось улыбкой. — Ты знаешь, наверное, про обычай персов, перенятый ими у мидийцев, по которому в среде царственных родственников не считается зазорным заключать браки между кровно близкими людьми. Отец может жениться на дочери, брат на сестре, сын на матери…

Митридат слышал о таком обычае от Тирибаза, поэтому молча покивал головой.

— Так вот, — продолжила царица, стиснув руку сына в своей, — будем считать, что этой ночью мы с тобой ненадолго вступили в такой брак. Надеюсь, тебе понравилась брачная ночь со мной?

— О да! — невольно сорвалось у Митридата, и он снова густо зарделся, Лаодика была польщена и не скрывала этого.

— Ты тоже был великолепен, сын мой! — прошептала она, наградив Митридата пылким взглядом из-под опущенных ресниц. Ее рука еще крепче сжала его пальцы.

От этого пожатия и взгляда, от услышанных слов голова бедного юноши пошла кругом, сердце заколотилось у него в груди. Так он желанен своей матери! И от близости с ним она вынесла не только горечь позора, но и наслаждение!

Осознание этого наполнило душу Митридата сладостью и страхом, ибо в этот миг он явственно ощутил, насколько ему желанна сидящая рядом женщина.

Находясь в плену столь кощунственных мыслей, Митридат мало ел, совсем не пил вино и часто отвечал невпопад на вопросы Лаодики.

Повинуясь воле царицы, слуги и служанки снова наполнили покой своей бесшумной расторопной суетой. Подавали новые кушанья, подносили большие фиалы с водой для ополаскивания рук.