Вероятно, после 1430 или 1431 г. Исидор покидает Пелопоннес и вступает в монашескую общину одного из монастырей Константинополя. Вполне возможно, что уже в самом начале 30-х годов он становится игуменом монастыря святого великомученика Димитрия Солунского в Константинополе — по крайней мере, в 1433 г. его именуют кафигуменом названного монастыря[225]. Причина, по которой выбор императора остановился именно на Исидоре, неизвестна, и исследователю в данном вопросе приходится строить разные гипотезы. Вероятно, следует исходить из положения, которое Исидор реально занимал в интеллектуальной жизни Империи. Очевидно, Иоанну VIII Палеологу, который был сыном императора-философа и видного мыслителя и сам отличался неплохими умственными способностями, были известны дарования Исидора, так как последнего император мог не только хорошо знать, но и будущий Киевский митрополит не раз имел возможность произносить в адрес царственных особ похвальные речи, чем, собственно, мог также снискать определенное расположение. Кроме того, учитывая знакомство и эпистолярные связи Исидора с митрополитом Киевским Фотием, знание иеромонахом дел святителя, можно сделать осторожное предположение о еще одной возможной причине переезда в Константинополь. Вполне вероятно, что уже в это время в связи со смертью митрополита Фотия Исидора могли готовить к занятию Киевской кафедры. В этой связи, как кажется, становится понятным, почему именно Исидору было поручено управление императорским монастырем. С одной стороны, императору было выгодно иметь при дворе столь ученого человека, с другой — его талант можно было использовать в каких-либо благих целях для нужд Империи. Это предположение, думается, имеет право на существование, так как уже в том же году Исидору будет дано очень ответственное задание, от результатов которого будет зависеть судьба государства.
Византийское посольство в Базель и участие игумена Исидора в работе Базельского Собора
Общеизвестно, что проблема церковной унии была центральной проблемой византийского общества в последний период его существования[226]. У погибавшей Империи не было сил, чтобы самостоятельно бороться со столь могущественным врагом, поражающим своей силой, как турки-османы[227], и в этих условиях единственным выходом из сложившейся ситуации было решение искать военной помощи западных государств. Поскольку эти государства в подавляющем своем большинстве были под омофором Римского епископа, то византийцам представлялось, что единство с Западной Церковью может открыть большие перспективы.
Первым шагом к этому было отправление греческого посольства в Италию, на Базельский Собор, для решения о созыве Вселенского Собора, целью которого и поставлено было соединить Западную и Восточную Церкви. Н. Г. Пашкин так говорит об этом: «История вопроса о церковной унии на Базельском Соборе обычно рассматривалась как своего рода подготовительная фаза Ферраро-Флорентийского Собора»[228]. Нельзя сказать, что это было односторонним стремлением, т. е. только Византия желала унии, — нет; еще папа Мартин V воссоединение Церквей объявил задачей ближайшего церковного собора[229].
Базельский Собор[230] открылся в июле 1431 г. В том же году враждебно настроенный к Собору папа Евгений IV издал буллу о его роспуске. Однако, несмотря на это, Собор продолжил свою работу. К византийскому вопросу в Базеле относились прохладно, но «понимание того, какое значение… может иметь византийский вопрос в развитии отношений между папой и Собором, в Базеле обнаружили очень скоро. Если в самом начале депутаты как бы самоустранились от переговоров с греками, то в январе 1433 г. Собор по собственной инициативе принимает решение отправить от своего имени посольство в Константинополь»[231].
Дипломатическая делегация, отправленная в Константинополь Базельским Собором, состояла из двух человек: доминиканца Антония Суданского и августинца Альберта де Криспа, целью которых было «склонить греков начать переговоры с Собором о церковной унии, для чего тем следовало отправить своих представителей в Базель»[232]. В Константинополь делегаты прибыли 30 апреля 1433 года.