Состав греческой делегации был весьма пестрым и условно разделялся на несколько партий[377]
. Первые — твердо держащиеся православия, по определению архим. Амвросия (Погодина) — зилоты, считали, что объединение возможно и даже необходимо, только не путем капитуляции латинского Запада перед православным Востоком и наоборот, а посредством убеждения латинян в истинности вероучения Греческой Церкви[378]. Уния же в католическом смысле этого слова была для них не только не желательна, но и недопустима. У этой партии, по выражению А. П. Каждана, «не было реального плана спасения Константинополя, они более уповали на Бога…»[379]. Хотя этим настроением были, возможно, заражены многие, мало кто из них оказался способным придерживаться этой линии до конца и не поддаться давлению со стороны императорской власти[380]. Вторые — горячие сторонники унии. Эта партия возглавлялась самим императором и приближенными к нему людьми из числа церковной элиты и правящей государственной верхушки. Они в церковно-исторической литературе получили именование латинофилов или латинофронов[381] за свои симпатии к латинской догматике и стремление к объединению с Римской Церковью любой ценой для спасения Византийской империи от турок.Собор был торжественно открыт 9 апреля 1438 г., в Великую Среду[382]
папой и императором. Патриарх Иосиф не смог присутствовать по причине болезни. После Пасхи, 13 апреля, папа стал требовать от греков, чтобы были начаты частные совещания[383]. В итоге было избрано по 10 человек с той и с другой стороны, с тем, чтобы они собирались трижды в неделю для собеседований по спорным вопросам[384].После взаимных приветствий, на третьем заседании, кардинал Джулиано Чезарини определил и огласил главные предметы спора и разногласий между греками и латинянами в учении:
— об исхождении Святого Духа (латинское
— о евхаристическом Хлебе (латинские опресноки);
— о чистилище;
— о первенстве (примате) папы[385]
.Далее со стороны кардинала Чезарини последовал вопрос в адрес греков: с чего бы они хотели начать дискуссию? После предварительных консультаций с императором греки заявили, что вопросы об исхождении Святого Духа и о евхаристическом Хлебе они отлагают до торжественных заседаний Собора[386]
, относительно же прочих вопросов пообещали в ближайшее время предоставить свои ответы. На первых порах (до приезда митрополита Исидора) греческую сторону представляли митрополиты Виссарион Никейский и Марк Эфесский — только им было поручено участвовать в полемике с латинянами. Император решил, что будет «безопаснее» всего говорить о чистилище, латиняне поддержали это предложение[387]. Но, к сожалению, из этой затеи ничего хорошего не вышло[388], наоборот, латиняне увидели, что среди православных нет единомыслия. На этом частные заседания и обсуждения закончились.В таком состоянии застал митрополит Исидор соборную работу[389]
. Так как всякие заседания прекратились, денег на содержание папа не давал, византийцы всерьез помышляли о том, чтобы уехать ни с чем. Но в дело вмешался император, отдавший приказ градоначальнику не выпускать ни одного грека из города[390]. Сам же он поселился в небольшом монастыре в 9-ти километрах от Феррары и в развлечениях проводил время[391]. Такая медлительность со стороны византийского императора объясняется ожиданием им либо государей Западной Европы, либо их послов. Кроме того, он не хотел начинать заседания при таком малом количестве католических епископов. Но, вместо увеличения числа членов Собора, оно, наоборот, стало уменьшаться из-за свирепствовавшей в Ферраре чумы[392].Наконец император возвратился в город, и 8 октября[393]
было открыто торжественное заседание Собора. Здесь мы не будем подробно описывать всю соборную деятельность, так как это вопрос неисчерпаемый и, при желании, каждый может обратиться к соответствующим исследованиям, посвященным истории Собора. Коснемся лишь предмета, непосредственно нас интересующего, — деятельности на нем митрополита Исидора.