Читаем Митрополит Исидор Киевский (1385/1390–1463) полностью

Относительно всех твоих товарищей все обстоит очень хорошо, весьма прекрасно и полно удивления; только касающееся меня одного прямо противоположно этому, а что именно, скажу немного после. Но для них так хорошо отражается случившееся с тобою, и настолько они попользовались от твоей дружбы, что, я думаю, никто из них никогда не забывает твоей святости, хотя бы достигал старости Титона[1048] и Аргантония[1049], но всегда тебя держит в памяти и помнит о тебе с большими похвалами. Они столько испытали хорошего, вдвойне получая дары, частью подарками, частью же письмами, чрез которые в особенности возобновляется немалое побуждение к любви для страстно почитающих все касающееся тебя. Они поистине, как бы видя в письмах изображения возлюбленных, весьма много наслаждаются ими и всех побуждают удивляться твоим делам. Поэтому не только от них, но и от всех наших граждан твоим подвигам (воздаются) славословия, рукоплескания и похвалы весьма блестящие. В виду всего этого, на одном собрании, где случайно и я сам присутствовал, шла речь относительно тебя; и один хвалил твое великодушие, другой — кротость, иной — благожелательность и гармоничность душевного склада, иной — усердие и остроту ума; и просто сказать, все ораторствовали, сплетая эти похвалы с им подобными. Я же слушал и даже хвалил это, но оказался не в силах сдержать себя и сильно засмеялся, слыша, что они прославляют то, что можно найти даже во многих простых людях, они же, как бы смутившись, спрашивали меня: «По какой причине ты один не согласен с нашим мнением?», на что я сказал: «Пропустивши великие достоинства мужа, вы удивляетесь малым, а то, что присуще именно ему и лишь немногим из обладающих столь великой властью вы, как мне кажется, не знаете, и я вам объясню». Теперь, — говорил я, — будет счастлив род сарматов, теперь этот удивительный муж множеством различных доводов укротит высокомерие скифов и примирит правителей, находящихся в распре между собой из-за стремления ко власти. Когда я это излагал и погрузился в эти события, некто из людей, прибывших из тех краев, внезапно вставши, засвидетельствовал говоримое и рассказывал, как единокровные родственники великого князя, оторванные от своего народа, объединились со скифами и они намеревались с ними подтвердить пословицу, которая получила название от их (скифов) дел, и сделать вашу (страну) скифской пустыней, если бы не ты: ты сам, тотчас поднялся, несмотря на середину зимы, пренебрег сильной стужей, пренебрег страхом, пустился в полный опасностей путь, и хотя многие, особенно верховный правитель, запрещали тебе подвергать себя столь серьезной и очевидной опасности, непосредственно угрожающей жизни, ты, сейчас же приведя себе на ум Господню заповедь, и как истинный пастырь, полагая душу за словесных твоих овец, когда даже домочадцы не знали, куда ты отправишься, скоро очутился в скифских пределах, сам примиряешь их и освобождаешь немалые толпы от неминуемого рабства, соединяя быстроту действий и знание сердец. Потом тотчас я опять возвратился к перечню твоих успехов, говоря, что именно теперь города получили благоустройство чрез твое попечение о правосудии, именно теперь доставшийся тебе по жребию народ процветает в умножении благ, и что при такой власти ты не желаешь никого опечалить, но быть полезным для весьма многих, в чем бы то ни было, и всем благодетельствовать, не требуя от них никакой благодарности, и в особенности, — что даже и при столь великой власти ты не забыл кого-либо из друзей. И когда я все это высказал, слушатели каждое из говоримого считали за великое чудо и были подобны находящимся вне себя, и воздавали хвалы уже не просто, как прежде, а со многими рукоплесканиями. И так радовались они, радовался и я сам, сколько ты думаешь? Итак, таково наше отношение к тебе; касательно же твоего ко мне я намереваюсь тебе сказать, хотя и хорошо знающему, что именно, как я обещал в начале письма. Твои письма пришли всем, а мне совсем нет. И тем (достались) великие милости, мне же едва частица какой-либо из них. Очевидно, касающееся нас не имеет для тебя никакого значения[1050]. И посему, сколько я прежде радовался, столько сержусь теперь, не потому что я и сам не получил, как многие, величайших даров, так как наша дружба определялась не ими, но потому, что все наслаждались, получая от тебя письма, а мы не только не удостоились писем, но и ничего другого, хотя бы случайного приветствия и какого-нибудь отзвука от приходящих к нам оттуда; это меня убеждает, что ты окончательно забыл о нас. Однако, если тебе любезно таковое, имей сношения с теми же лицами, а я никогда не буду медлить поддерживать сношения с теми, с которыми и прежде.


Приложение 2.

Исидор, кардинал Рутенский, епископ Сабинский, папский легат, всем верным во Христе[1051]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное