Мицелий

Даша кинула в чай сахар, разбила яйцо о стол: это получилось очень громко.

«В следующий раз лучше ложкой,» – подумала Даша.

За окном начал капать, червями стекать по стеклу дождь.

– Даша, мне что-то не спокойно. Еще и сон какой-то снился…

– Какой?

– Не помню уже. Беспокойный. И, кажется, про тебя. У меня такое чувство, что про тебя, понимаешь, Даш?

– Понимаю.

– Это ведь не что-то не?..

– Нет-нет, мам, точно. Все в рамках этого, как его… в рамках, в общем, – закончила Даша. – Сегодня же не пятница, значит, сон был все равно не вещий!

И зачерпнула белую, жидкую у желтка мякоть яйца. Несоленую – это зря…

– Смешная ты, Даш.

– А что?

– Пятница же.

Ложка замерла в руке Даши, и она поняла: и впрямь пятница.

С четверга на пятницу – вещие сны,

Правдивые сны

О трупах и грибах.

– Ой, да глупости все это, – отмахнулась Даша, посыпала яйцо крупной солью, зачерпнула ложкой.

Желток был совсем ледяным.

– Ну, это да, конечно, – без особой уверенности протянула мама. – Ты, как деятель науки, в суеверия не веришь?

– Ой, ну ма-ам, какой я «деятель науки»… бездеятель. И, пожалуй, даже верю. И все равно мне кажется, что переживать не о чем.

Даша раскрыла клипсу на пакете с хлебом, взяла кусок: белого, сладкого.

– Ну, не о чем так не о чем, – согласился голос в трубке. Зашуршал ветер: мама куда-то шла. – Слушай, Дашь…

– Что такое?

– Я знаю, что ты у меня умная девочка. И взрослая. Но все равно пообещай мне, что не будешь вмешиваться ни во что опасное, ладно?

Даша отхлебнула чай: прекрасный вкус. Прекрасный сахар. Главное, что сладкий.

Вдруг, спохватившись, вытащила ложечку из кружки: отсутствие женихов и, в перспективе, замужества, Даше виделось крайне нежелательным.

Даша все пыталась вспомнить, когда же, так давно, она не вытащила ложечку?..

Не вспоминала. И надежда продолжала питаться слабой на события памятью.

– Ну, это уже какая-то паранойя, я считаю, – заметила Даша, поставила руку под щеку. – В какое опасное? Я работаю с самыми мирными существами на планете! Вот зайдешь – слева стенды со слабыми растворчиками солей и кислот, порошки и суспензии белков… Благодать, мама. Наденешь перчатки, помешаешь всякие жижи, загрузишь в центрифугу… Знаешь, а ведь центрифуга самая опасная в моей жизни вещь. Страшно жужжит, просто ужжжас…

Ветер в трубке стих: значит, мама куда-то пришла.

А Даша закатила глаза и схватилась за сердце, но все же продолжила:

– В общем, кошмар. Но после – грибы… Знаешь, а мне нравится работать на грибницах даже больше, чем в таких, около-химических задачах.

– Потому что?..

– Ну… Мальчик, который тоже стажер, в противогазе не такой болтливый. Знаешь, мам…

Даша затихла, не зная, что сказать.

Она всегда говорила, что было нового, что было вчера.

Но что-то не хотелось – ни верить, ни говорить о том, что было…

Нет, впрочем: верить все-таки хотелось.

– Что такое, дочь?

– Ну, это… а нового ничего. Все как обычно, в общем. Ни-че-го…

– Понятно, – сказала мама.

Повисло молчание. Даша еще отпила чая, взялась за второе яйцо: в этот раз разбила чайной ложкой. Тихо-тихо.

– Ну, это… мне скоро уже уйти. Пока, наверное? Я тебе завтра утром позвоню, ну или, это, напишу, ладно?

– Хорошо. Приятного аппетита, Даш.

– И тебе.

И тыкнула на кнопку завершения вызова. До выхода оставалось около сорока минут.

Даша вспомнила о пельменях – о том, что они в морозилке – о том, что один или два из них могли бы быть сварены, могли бы остыть…

Затрясла головой, отгоняя всякое, потянула на себя дверцу: в холодильнике стояла пустая бутылка от пива. Того. Инновационного.

– Кто же мне его дал? Кто же?..

Почему-то она никак не могла этого вспомнить. Никак. За окном серое небо все также опадало дождем.

Медленно подступала осень.

Глава 4

Паша очень старался. Он высунув язык крутил кнопку на дозаторе, открывал пальцем левой ноги эппендорфы, плевал в образцы, не жалея слюны, – знал, какой у него во рту чудесный ph, – обогащал слюну кровью…

И все же Пашу не покидало ощущение, что он что-то делает не так.

– Па-ашечка, – Даша положила ладони на его руки, не в силах на это смотреть, – Давай ты помоешь пробирки, Пашечка? Поверь, это важно, очень и крайне важно, да-да-да… Ну, пойдем, начнем вместе уже…

Паша медленно покачал головой:

– Нет, я и так виноват. Оставил тебя вчера… Заставлять товарища работать сверхурочно из-за собственной слабости, глупости, недостойности… это ужасно. Знаешь, вчера было какое-то, ну… странное помутнение, – он замер, обернулся на свою напарницу. Взгляд его болотно-зеленых глаз стал пронзительным. Острым.

«Гриб придал глубины его примитивной натуре,» – немедленно поняла Даша.

– Ну, да… Но так уж обязательно так.. Перегружаться?

– Само собой! – решительно ответил он, попытался сбросить со своих рук Дашины, но это было непросто: кружок армрестлинга оставил на Даше некоторый след.

– Ну-ну, успокойся… Паша, а ты… ты помнишь, что было вчера? – аккуратно, как можно более тактично поинтересовалась Даша.

– Ну конечно, – невозмутимо ответил Паша. Наконец, справился с ее дружеским захватом и вернулся к порче лабораторного оборудования. – У тебя, это, заболел живот. Так?