Мю Цефея. Делу время / Потехе час

Но почему воскресали только сушильщики? Казалось бы, самые сытые и беспечальные люди на руднике, им бы жить да жить, пользу Родине приносить. Притащили Юдину перепуганного, бледного до синевы шахтера из самых первых. В зрачках, если внимательно приглядеться, нашлись тонкие изумрудные точки. Плохо дело. Кашляет страшно, с характерным посвистом, видать, не жилец уже. Однако спит хорошо, головными болями не мучается. Через пару недель кровь горлом пошла, и отмучился паренек. Однако помер с концами, без посмертных инцидентов. Вскрыли череп. На первый взгляд ткани чисты, никаких видимых очагов поражения. Юдин на всякий случай проверил под микроскопом тонкий срез. Одинокие споры все же сумели угнездиться, но вырасти, к счастью, не смогли отчего-то. Вероятно, не хватало им для роста и процветания пищи…

Конечно! Питание. Сушильщики, в отличие от немощного обитателя рудника, питались просто замечательно. Даже молоко за особую вредность получали. В последние свои дни, конечно, аппетита у них совсем никакого не было, но оно и не удивительно с такой изнуряющей болью и бессонницей. Для верности на месяц назначили шахтерам двойной паек с ежедневной порцией молока. Скоро те послушно захворали, скончались и пополнили ряды «воскресших».

Доктор Юдин был счастлив: научная, никакая не мистическая, а вполне материальная разгадка найдена. Теперь осталось только написать отчет. А затем навсегда покинуть этот безрадостный ад.

***

«Уважаемый доктор Юдин, мы благодарим Вас за столь блестяще проделанную работу и будем рекомендовать Вас к получению Ленинской премии за Ваши выдающиеся достижения в нейробиологии, которые позволят нам сделать огромный шаг на тернистом пути…» ─ Доктор пролистывал дежурные славословия в письме из Главного Управления. Сейчас его интересовало только одно: дата. Его немногочисленные вещи уже давно были собраны в небольшой потрепанный чемодан, и он с мучительным нетерпением ждал, когда же его отправят домой, где час смерти пусть и неминуем, но окончателен для каждого.

«Мы ознакомились с вашими доводами касательно целесообразности сокращения пайка для работников сушильного цеха и полном исключении молочных продуктов из рациона во избежание развития патологического состояния. Однако, приняв во внимание ценное свойство открытого Вами микроорганизма (возвращение пациента к жизни, после которого тот в питании и отдыхе не нуждается вовсе), мы решили паек оставить для сушильщиков прежним, а также сделать его общей нормой для всех работников лагеря. Мы вынуждены приказать Вам остаться главным врачом лазарета рудника Чертова Пасть и усовершенствовать методы продления посмертного существования работников, для чего вам будут высланы все необходимые материалы и оборудование…»

Доктор Юдин, не веря, перечитывал последние строки, все еще надеясь, что это его расстроенное воображение искажает смысл прочитанного. Или просто этот равнодушный канцелярский слог столь витиеват и уродлив, что сперва он что-то неправильно понял.

Нет. Все он понял верно.

Родине важна каждая трудовая единица. Нет достойнее участи, чем трудиться на благо Родины. Посвятить Ей, жестокой госпоже, каждое мгновение своей жизни.

И смерти.

Три гордых профиля Ленина укоризненно глядели с почтовых марок разорванного конверта. В дверь кабинета постучался часовой.

─ Там к вам нового принесли! Куда его тащить только? Все палаты заняты.

─ В прозекторской положите, ─ ответил доктор.

Случай с Р. Афанасьевым на целине (автор Андрей Скоробогатов)

Я три минуты молча смотрел на зеленый росток. Наверное, так же смотрят на особу дворянских кровей, если она вломится в двери захудалой пивнушки на окраине спальника в Шацке. Впрочем, нет, Шацк — слишком крупный мир для такого сравнения. Скорее, в двери борделя на планете с дикарским терраформированием, вроде Мангазеи из Новгородья. В порванном платье. С отключенным голомакияжем.

У нас терраформирование не дикарское. Ростки на таком раннем этапе у нас не планировались.