Мю Цефея. Делу время / Потехе час

Я и без него видел, таймбар на проекторе шлема уже горел красным. Отъехал на полкилометра, вызвал в консоли припринтера программу саморепликации и фрактальной генерации слоистых почв и запустил. Позади меня расцвел бутон шевелящихся нанороботов, которые стали строить конструкт опорной сетки с квадратами по пятьдесят метров. Завалит зелень — и завалит, я хотя бы попытался, совесть чиста.

За ту смену я прошел еще восемь квадратов и в итоге из графика не выбился.

Вернулся на точку сбора уже затемно — сутки длились двадцать семь часов, из которых я проработал тринадцать и еще два часа на обратную дорогу до места взлета. Вытащил регистратор с программатором и бросил в пасть грузового отсека челнока глайдер с консолью. Поднялся в пассажирский, на третий уровень, хлопнул по плечу Даню, спросил:

— Как смена?

— Да ничего. На два квадрата перевыполнил. И что-то все думаю про тот росток. Какой-то он мутный, ненастоящий. Надо бы сказать кому.

Несмотря на усталость, мысли об Огурце действительно не выходили из головы. Бригадир, судя по всему, спал и сообщение мое не прочитал. Звонить по аудио и сон его тревожить по таким пустякам негоже — как-никак, Степан Артемьевич был в звании инженера — куда до него нам, рядовым техникам со стажем работы в пару земных лет. У него таких, как мы, сто двадцать хлопцев. Можно, конечно, сказать его заму по подбригаде, но, зная трусливый характер Кима Александровича Сонга, тот наверняка ничего нового не скажет — забыть, засыпать, сильно не распространяться. Впереди было сорок часов «отсыпных» и отгульных — можно дважды, а то и трижды вдоволь выспаться и погулять.

— Надо. Успеем еще.

Челнок был большим, сюда согнали двести техников из четырех бригад. Пристегнулись, дождались выравнивания атмосферы, сняли шлемы. В грузовом скрежетал тромбователь, прессующий глайдеры и выкусывавший из них микроэлектронику, ценную органику и синтетику. В других компаниях уже давно перестали экономить и возят глайдеры челноками. У нас же до сих пор для облегчения взлета и ремонта выбрасывают металлические корпуса и шлепают их заново перед каждой сменой. Затем пасть грузового отрыгнула излишки металла, объявили готовность к взлету. Кресло воткнуло обезболки в затекшие мышцы, и нас тут же потащило вверх с двумя «же» — о рабсиле на стройках особо не парятся, плавный взлет оставлен бортам разного «бизнес-класса», дворянским и офицерским сословиям.

Но не всем офицерам везет. Я скосил глаза и увидел красную вздувшуюся рожу молодой лейтенантика имперских внутренних войск на соседнем ряду, приставленного к челноку на случай каких-нибудь волнений и неразберих. Это он еще не взлетал с «троечкой», тогда бывают ощущения покруче.

Впрочем, разгон был недолгим, всего минуты полторы. Нас подхватил в упряжку тягловый четырехмерник, ускорение сошло на нет, сила тяжести стала комфортной, две трети «же». Я сожрал сухпаек, перекинулся парой слов с соседями, отключился и уснул. Как потом дополз до каюты — в упор не помню.

Однако вот то, что мне приснилось под утро, я запомнил хорошо. Мне снилось, что я иду по чистому полю, заросшему не то мхом, не то плесенью, не то лишайником. Я видел подобную местность в старинной игрушке, где надо было собирать растения, варить из них зелье и мочить из лука манерных эльфов и прочих чудовищ. Посреди луга рос мой Огурец, он постепенно становился все толще и толще, мощнее и мощнее, и вскоре его очертания слились в одну большую зеленую фигуру в человеческий рост. Женскую фигуру, красивую, зовущую. Вместо волос у нее были желтые цветы и спиральные усики, как у огурца или гороха. Я подошел к ней и отогнул края двух больших пятиугольных листов, скрывающих грудь. Усики в волосах оплели меня, зеленая женщина, охватившая мой торс, вытянула руки вверх и начала стремительно расти. Я летел вверх, через облака, потом мимо нас пронеслись корабли и орбиталки, естественные спутники, солнце, потом заплясали созвездия, и, наконец, внизу, под ногами оказался весь Млечный Путь, из самого центра которого тянулась зеленая лиана моей спутницы.

— Будь со мной, — шепнула она. — Приди.

Я резко проснулся и врезался лбом в наклонный потолок каюты.

* * *

Мы строили планету под не самым благозвучным названием Черкасск. Мне кажется, кто-то из канцелярии Императора специально выбирает наименее благозвучные. Я ничего не слышал про город, в честь которого ее назвали, но знал, что все терраформируемые планеты в секторе обычно именуют в честь городов крупнейшего земного государства, от которого мы все произошли. А все колонизируемые планеты-океаны — в честь рек и озер этого государства. То ли входило в традиции, то ли существовало правило, закрепленное в Протоколе, я, неуч, не помнил. За пределами сектора существовали подобные же традиции, однако там правила были куда проще — встречались планеты, названные по фамилии открывателей, в честь вымышленных городов и женских имен.