Мю Цефея. Дикий домашний зверь № 5 (6) — 2019

В голове завертелась мысль — везет. С «кукурузником», с машиной, военным транспортом. Везет, как никогда не везло. Только куда вывезет? Раньше суеверным не был, а тут застучали в висках слова «судьба играет». Хватит ли ее игр на самое главное? Или забавляется, чтобы ударить побольней? Я хлопнул себя по щеке — не до мистики, надо спешить, и всё. Доехать как можно быстрее, а там… там уже ее дело, судьбы, там сам я мало смогу.

Даже не удивился, когда, без проблем выйдя через проходную военного аэродрома, увидел такси. И когда таксист согласился везти в район на ночь глядя, запросив вполне божескую цену. Заплатил бы любую, не торгуясь, но человек попался порядочный. Почему-то я этого ожидал.

К районной больнице подъехали после одиннадцати, я приготовился идти с боем, но вахтерша мирно спала, а куда здесь идти, я и так знал. Городок маленький, больница старая, каждый в ней полежать успел. Заглянул в одну палату, в другую. Около мамы сидел брат, опустив голову и плечи. Видно было, как он устал. Днем, наверное, здесь, на табуретке, сидел отец, но вряд ли брат даже тогда решился уйти. А может, и отец сейчас рядом, отвалился подремать в каком-нибудь соседнем чуланчике. Мама лежала на подушке, немного повернув голову, были видны щека и висок с темной сеткой вен. Вспомнилось, что при недостатке кислорода кровь вроде бы темнеет. К носу шла трубка — наверное, тот самый кислород, но вот сколько его перегоняют в кровь легкие, закупоренные тромбом?..

Брат повернулся, не поздоровался, а только кивнул, поднялся, уступая табуретку. Сам отошел к окну, опустился в угол и, похоже, сразу заснул. Хорошо, что заснул, до сих пор весь груз был на нем, теперь поделим… груз.

Мама зашевелилась, попыталась скосить глаза, не получилось. Я встал и зашел с другой стороны. Узнала, задвигала губами. Я накрыл рукой ее ладонь, осторожно, чтобы не сдвинуть воткнутую иглу капельницы. Так и стоял, наклонившись, пока она сама не повела немного пальцами. Вернулся на табуретку, сел, нашел под простыней другую руку, такую же сухую и холодную.

Ближе к утру появился врач, кивнул: понял, кто я и что здесь делаю. Махнул рукой, и я вышел за ним в коридор.

— Готовьтесь, — сказал он. — Вас дождалась, это уже чудо.

— А операция? — глупо спросил я.

— У нас? — саркастически хмыкнул врач и серьезно добавил: — Ее даже в область не довезти, но и в области не взялись бы. А тромболитики и здесь имеются, гоним их, хоть смысла и мало.

Я вернулся в палату, мама вроде бы спала. Кивнул брату — отдохни еще, сел и сам не заметил, как задремал. Очнулся от возмущенного голоса. На подушке, возле маминого подбородка, сидела клетчатая зверушка. Около кровати стоял врач, он и ругался. По поводу животного, конечно. Мама шевельнула рукой, медленно высвободила ее из-под простыни, подтянула к лицу и накрыла пушистого червячка. Она всегда любила животных. Врач замолчал, покрутил ладонью в воздухе. Жест означал одно — как хотите, все равно безнадежно.

Хуже маме, кажется, не становилось, и ближе к обеду брат погнал меня домой. Поспать, под душ, переодеться, да и вообще. Действительно — прямиком из тайги я в плане загрязненности ничем от зверя не отличался. Да и больница тут все-таки. Спать я не стал, но под душем отдохнул основательно, на обратном пути закупился пирожками и печеньем, прихватив и для зверушки пару орехов — надо же разобраться, чем ее кормить.

В палате будто ничего не изменилось — на табуретке опустивший плечи брат, на кровати мама, голова отвернута, рука лодочкой около шеи. Там, под ладонью, наверное, сидит зверушка. Нет, изменилось: на табуретке сидел не брат, а отец, я удивился, насколько похожи их согнутые спины. Подошел сзади, обнял отца, он поднял руку, дотянулся, потрепал меня по щеке. Грустно потрепал, как бы говоря — четыре месяца не виделись, вот и собрались. Потом я протянул ему пирожки и термос с чаем, из-под маминой ладони высунулась миниатюрная мордочка, и я разломил пирожок, достал кусочки печенки. Опять зверушка взяла еду, а я не понял, ела она или только проявляла вежливость.

Ближе к вечеру зашел врач и, как в прошлый раз, позвал в коридор:

— Знаете, надеяться я бы вам не советовал, но… откровенно говоря, сам удивляюсь — последние двенадцать часов без ухудшения. Стабилизировалась. Вот только извините, а тромболитики я снижаю.

— Почему? — Опять глупый вопрос, ведь не лекарства же он экономит.

— Кровоизлияния начнутся. — Врач быстро повернулся и ушел в ординаторскую.

Ночь прошла спокойно, спали по очереди, стараясь, чтобы очередь отца тянулась подольше. А наутро мама немного двигала головой, смотрела на нас, гладила зверушку. Даже улыбалась чуть-чуть. Теперь врач не звал меня в коридор:

— Основной тромб, похоже, рассосался. Праздновать рано, конечно, лежать еще и лежать. Но если новых не образуется, может быть… может быть.