Мю Цефея. Магия геометрии

Быстрый, легкий, мягко рычащий мощным двигателем, он стремительно нес их через залитые алым поля, которые раскинулись сразу после указателя в виде леденца на палочке под огромным ветвистым деревом. Ветер волнами гнал крупноколосистую рожь, а на горизонте бледным мазком переливалась радуга. Волосы Макоши развевались, и за багажником машины стлался след из разлетавшихся шлейфом бабочек. От езды дух захватывало. Петру Аркадьевичу даже показалось, что вровень с машиной в траве некоторое время бежала гнавшаяся за зайцем лиса, разбрызгивая хвостом семена с одуванчиков.

Описав широкий круг по долине, они наконец подъехали к особняку, и Петр Аркадьевич заглушил мотор.

— Фу-ух…

— Ну как? — посмотрела на него Макошь.

— Это просто симфонь. — Мужчина мечтательно погладил баранку, оглядывая приборную панель из дорогой лакированной древесины и представляя реакцию мужиков из гаража. Расскажешь, на смех поднимут. — За такое и полцарства не жалко.

— Поосторожнее, — рассмеялась девушка. — Тебе пора. И помни про часы.

— А здесь всегда так? — Петр Аркадьевич указал на небо в сторону радуги.

— Под настроение.

Петру Аркадьевичу страшно хотелось прокатиться еще, но делать было нечего. Помахав девушкам за пряжей, он стал подниматься по лестнице. На этот раз в двери наверху красовалась красивая ручка с латунным набалдашником. Повернув ее, Петр Аркадьевич выбрался в коридор своей квартиры и тихонько вернулся в спальню, где мирно похрапывала жена.

Холодильник еще немного потарахтел и выключился. Часы на прикроватной тумбочке показывали без минуты пять.

* * *

И для Петра Аркадьевича началась совершенно другая жизнь. Днем он с энтузиазмом пахал на заводе, по вечерам с пенным и воблой резался в шашки с мужиками из гаража, а дома был образцовым отцом и мужем. Но как только часы показывали три ночи, он выбирался из кровати и, надев часы, исчезал в холодильнике. «Москвичонок», за которым он всегда хорошо ухаживал, теперь, к удивлению жены, все реже покидал гараж. Одно время она даже подозревала, что у Пети любовница, начав замечать, что муж стал заметно поправляться, но тот не подавал явных поводов, и она быстро успокоилась, списав все на свою стряпню. А один раз сильно удивилась, когда муж притащил несколько палок колбасы без названия и два ароматных кренделя детям, сославшись, что кто-то на заводе из командировки привез.

Он давно уже привык, что в мире Макоши отводилось всего два часа и к пяти он должен был обязательно быть уже дома. Признаться, ему хватало, так как встречи с девушкой и ее подругами стали регулярными. Но однажды, когда они катались по реке и проплывали под хрустальным мостом он, налегая на весла, все-таки спросил:

— А почему только два часа?

— Какой жадный, — притворно нахмурилась Макошь, покручивая ручку расписного зонта за спиной. — Ну, потому что я так сказала. Другим же тоже нужно время дать. Да тебе и на работу рано.

Она рассмеялась.

— А есть другие? — Петр Аркадьевич заозирался, продолжая грести. — А где?

За все то время, что он тут гостил, он ни разу не видел кого-нибудь еще из таких же обычных людей. Он вкусно и разнообразно ел, лежал на перинах в многочисленных спальнях, наматывал на автомобиле, которым очень быстро научился хорошо управлять, бродил по полям и холмам в компании Макоши и ее подруг, играл с ними в различные игры, но ни разу они так больше никого и не встретили. Ни единой души. Сына Макоши Тура он тоже до сих пор не видел. Девушка лишь отмахивалась, мол, у него дела. Да и вопрос о возрасте сына так и вертелся на языке, ведь по виду Макошь была совсем юной.

— Другие есть, — уклончиво ответила Макошь, пока Петр Аркадьевич помогал ей перейти из лодки на берег.

— Почему их не видно?

— А зачем? — просто переспросила девушка, складывая зонт. — Разве тебе с нами скучно?

Скучно Петру Аркадьевичу уж точно не было, и больше расспрашивать он не стал. В конце концов, у него все в порядке, кто там, где прячется — их, собственно, дело. Однажды его привлекло веретено, и он спросил, для чего они это делают. У Доли нити были полновесные с яркими вкраплениями, у Недоли блеклые, тонкие, готовые вот-вот порваться.

— Они связывают покутными нитями судьбу человека с делами его, воздавая каждому за все содеянное, — ответила Макошь, и ничего не понявший Петр Аркадьевич все-таки кивнул, чтобы не казаться необразованным. — Пока они целые, волноваться не стоит.

— А если порвутся?

— Плохо будет. Идем.

Дни тянулись за днями, медленно приближалось лето. Как-то погожим вечером, оттрубив смену, Петр Аркадьевич в приподнятом настроении — в одной руке портфель, в другой — пиджак, закинутый на плечо, — насвистывая, направлялся домой, предвкушая очередную ночь у Макоши. По дороге он зашел в «Воды Лагидзе», где хлопнул пару стаканов газировки с «тархуном», потом в булочную и прикупил всякой всячины домочадцев побаловать.

А в квартире его ждал внезапный удар. Петр Аркадьевич так и застыл на пороге, от неожиданности выронив на коврик авоську. Рассыпались продукты, по коридору незабитым мячом прокатился кочан капусты.