Мю Цефея. Переломный момент

Тот спал, положив голову на край стола. Комп прямо на его голову проецировал какую-то схему. Алишер осекся, тихо прошел к столу и осторожно потряс друга за плечо.

— У меня тоже готово, — пробормотал тот, не открывая глаз. — Слушай, дай поспать. Все завтра, лады?

— Ну хоть до кровати дойди, — почти умоляюще сказал Алишер.

— Завтра дойду… Отвали, будь человеком…

Алишер улыбнулся и отвалил.

Вернувшись к себе, он подошел к окну и несколько минут смотрел в темноту, из которой наплывали вычерченные лентами подсветки ветви деревьев и огоньки соседних коттеджей. Букву и цифры Алишер помнил наизусть. Касаясь пальцем прохладного пластика окна, он написал поверх картинки ночного поселка:

— Г… 64… 11… 79…

Положил ладонь на тающий след и шепнул:

— Здравствуй, дед…

Вставать было трудно. Старик заставлял себя несколько раз в день подниматься и совершать ритуалы. Хлеб получала соседка, но он обязательно сам заходил к ней за своим пайком. Ел в два приема, вечером и следующим утром, обязательно за столом и обязательно с двумя кружками кипятка. Кипяток перед этим надо было приготовить. Говорили, что скоро его будут развозить по дворам, но пока приходилось самому. Буржуйка в комнате стояла, и даже было чем топить. Немного, но было. Если не пытаться прогреть комнату с выбитым окном, а использовать ее только для разогрева воды, то остатков мебели и тех книг, которые он мог заставить себя сжечь, пока хватало.

В остальное время он лежал. Груда одеял, казалось, помогает не промерзать насквозь, и он лежал целыми днями, медленно напрягая и расслабляя почти исчезнувшие мышцы. Это жалкая пародия на зарядку, но она хоть как-то предохраняла от атрофии. Наверное. Ничего большего он не мог себе позволить. Вот потеплеет, придет весна, тогда он сможет спускаться на улицу и ходить, не трясясь от жуткого холода.

Если доживет, конечно.

Сквозь дрему казалось, что в коридоре звонит телефон. Но просыпаться старик не стал. Во сне ему было теплее.

…Отца вызвал учитель Сергеев. Он не жаловался на Алишера, просто сказал отцу, что парень чем-то сильно расстроен, рассказывать не хочет, но видно, что поддержка ему сейчас очень нужна. Отец, свято чтивший право Алишера на самостоятельность, перезвонил, спросил, будет ли Алишер рад его видеть, и только после этого заказал себе место на рейс.

Пожалуй, отец — это было то, что надо. Алишер, пока не почувствовал облегчение, даже не мог представить, что внутри все настолько перекручено. Отцу можно попробовать объяснить. Он взрослый и очень умный, у него передовая генетическая лаборатория… Может, он как генетик объяснит, что за связь возникла через восемь поколений и два столетия.

Аккуратно переснятая записная книжка деда хранилась у Алишера в отдельной папке. Он вызвал на планшет листки. На первом было аккуратно написано «Данные владельца» — и после двоеточия: «Кулишной Семен Данилович. Ул. Варшавская, 116, кв. 14. Г-64-11-79». Алишер уже выяснил, что последние цифры означали номер телефона, только заведенный не на человека, а на жилище. Дальше в книжку была вклеена фотография: длинное костистое лицо, орлиный нос, высокий лоб с залысинами, тонкий, плотно сжатый рот. Дед. Дед Семен.

На остальных листках были только числа, имена, редкие пометки. Дед преподавал в академии железнодорожного транспорта и отмечал присутствие студентов на лекциях. Чем дальше, тем присутствующих было меньше. Последние записи датировались мартом 1942 года, и эти страницы были практически пустыми.

В двери запищал плохо откалиброванный ключ, и Алишер кинулся открывать. Замок действительно давно пора было настроить, но руки решительно не доходили…

Выслушал его отец очень внимательно. И когда Алишер под конец, не выдержав, все-таки разревелся, крепко прижал сына к себе.

— Генетика тут ни при чем, парень. И что тебе делать — меня не спрашивай. Но знай, сын, я тебе завидую и горжусь тобой.

…По сугубому мнению Алишера, завидовать тут было абсолютно нечему. Решение-то он принял, но вот что с этим решением делать, не представлял совершенно. Он похудел и осунулся, умудрился поругаться со своей группой и провалить половину проходных тестов на курсе. Потом за него взялась Маргошка, отогнала сокурсников с их неуклюжими попытками дружеской поддержки, заставила привести себя в порядок и взяться за учебу. Немного придя в норму, Алишер решил, что нужно либо сейчас вот, сию секунду, признаваться, что он не имеет ни малейшего представления, как жить с таким грузом, либо начинать искать способ воплотить решение в жизнь.

Презирать себя всю оставшуюся жизнь Алишер не хотел. Поэтому он мысленно положил себе два года — огромный срок! — на поиск выхода и слегка расслабился.

Вскоре даже Маргошка решила, что Алишер «вернулся в себя».

…Тоха посадил флаер в нескольких сотнях метров от цели.

— Ну что, — обернулся к Алишеру. — Теперь начинается веселье? Проникновение со взломом? Или ты добыл пропуска?

— А как ты… — Алишер растерялся.