Мю Цефея. Переломный момент

Так, в балладе В. Жуковского «Алина и Альсим» (1814) убитая из ревности супруга преследует своего убийцу-мужа. Схожий сюжет мы наблюдаем в балладе «Убийца», напечатанной в «Майском листке» (1824): убийцу преследует тень убитой им жены и в конце концов доводит его до самоубийства. В переведенной В. Тило новелле «Привидение» смерть молодой жены явилась итогом нравственного преступления героя; ее призрак приходит к нему каждую ночь, а юноша постепенно теряет жизнь. Таким образом, явившийся призрак умершего провоцирует осознание героем своего преступления. Страх перед явившимся посланцем с того света переходит в муки совести, выдержать которые убийца не в силах — сама мысль о совершенном злодеянии становится карой. Такое развитие сюжета мы наблюдаем в «Пиковой даме» А. С. Пушкина (1834), в «Насмешке мертвеца» В. Ф. Одоевского (1838). Здесь стоит отметить, что дух может быть лишен вещественности либо иметь вполне реалистичное описание (шарканье туфель мертвой графини у Пушкина, холодные капли воды, падающие с лица покойника, у Одоевского).

Вот как подошел к теме И. И. Козлов в балладе «Венгерский лес» (1826):

Неведомый в глуши лесной

Пришлец их ожидает;

Но мрачный лик под пеленой

От них пришлец скрывает;

И в свете лунном пелена

Белеет гробовая,

И кровь струей на ней видна,

Знать, тайно пролитая;

И пред четою он стоял

Недвижен и безмолвный;

Остану только указал

Рукой на месяц полный.

И что с преступником сбылось,

То в мраке ночь сокрыла;

Следов жилища не нашлось,

Явилась вдруг могила. —

И страшная о лесе том

Молва везде несется;

И голос дровосека в нем

С тех пор не раздается.

И как вечерний час пробьет

И в сумрак бор оденет,

Ни пеший мимо не пройдет,

Ни конный не проедет!

4. Подмена

Фольклорный мотив «подмены» предполагает, что герой понимает: под видом умершего родственника к нему ходит нечистый. Таким образом, общение происходит не с самим покойным, а с инфернальными силами в его обличье. В данном случае отношения героя и мертвеца будут иметь характер жертвы и губителя. В балладах В. Жуковского «Доника» (1831) и Кернера «Валлаида» (1831), в повести М. Загоскина «Концерт бесов» (1834), во «Встрече через 300 лет» (1839) и «Упыре» (1841) А. К. Толстого, в «Космораме» (1839) В. Ф. Одоевского, в «Пахоме Степанове» (1834) В. Гарпенко (В. Кюхельбекера), в новеллах С. М. Любецкого «Призрак (или пурпуровый плащ)» (1837) и «Свадебные похороны» (1837) явственно нагнетается атмосфера ужаса при внезапном раскрытии подмены, которому предшествуют уличения в «странном» поведении живого покойника. Н. Мельгунов, упомянув в своей повести чрезвычайное сходство героя с покойным, выносит вопрос в заглавие: «Кто же он?» (1831).

Логическое завершение развития такого сюжета — сюжет с «переодеванием», когда мертвец не тот, за кого себя выдает, но живой человек, которого в силу обстоятельств принимают за другого: например, в повестях «Привидение» (1810) В. Жуковского и «Разбойничьем замке» (1825) Клаурена герой скорбит об умершей и легко принимает похожую на нее девушку за воскресшую покойницу. В другом случае герой становится жертвой своего воображения: в поэме «Привидение» (1824), анонимной повести «Черный бор» (1822), «Мертвеце» В. Никонова, «Сказке о мельнике колдуне…» (1843) Е. Алипанова герой готов увидеть ходячего мертвеца и верит, что он действительно с ним столкнулся. Черты анекдота приобретает ситуация с заживо погребенным, как это происходит в повести «Рейхмут фон Адохт» А. Г. Эленшлегера (1816) и «Веселом вечере» М. Вод-Рашкова (1824).