Мюрид революции

— Признаться, Асланбек, мы совсем запутались и не знаем, кого слушать, — начал Магомет Батаев. — Сюда к нам приезжали и от правительства Тапы Чермоева, и от Узун-Хаджи, и из Грузии офицеры приезжали. Даже из Тимерхан-Шуры были представители, говорили, что турки хотят помочь нам. В общем, каждый свое, и все обещают один лучше другого.

— Положитесь прежде всего на себя, — сказал Шерипов. — Ну а вот сами-то вы как думаете, кто из них надежней?

Все молчали.

— Не знаю, правда, — нарушил тишину Хасан Тепсаев. — За Узун-Хаджи идут многие. — Он слегка постукивал об пол своим посохом.

— Нет, по-моему, лучше идти с мужиками, — неожиданно выпалил Батаев. — Это они борются за землю и не хотят никакого царя… А Узун-Хаджи завлекает людей лишь своей зурной да призывами молиться.

— Молиться тоже надо, Магомет, — возразил Окуев и, покрутив рыжий свой ус, добавил: — Не следует нам ссориться с Узун-Хаджой. Это опасно.

— А я и не призываю с ним ссориться, — примирительно отозвался Батаев.

Шерипов на минуту задумался. За последнее время ему много пришлось слышать об Узун-Хаджи. Играя на религиозных чувствах наиболее темной части горцев, в том числе и бедняков, этот умный и ловкий шейх собрал вокруг себя уже немалую силу, и с этим приходилось считаться. Конечно, со временем революционной власти придется начать с ним борьбу не на жизнь, а на смерть, потому что, как и Тапа Чермоев, кроме обещаний, ничего он народу дать не захочет. Чтобы горская беднота в этом разобралась, должно пройти время. А пока новоявленный святой мечет громы и молнии против белых генералов, его в какой-то мере можно даже использовать, — во всяком случае, так рассуждали большевики. Все эти соображения и определили сейчас точку зрения Шерипова.

— Узуна давайте пока оставим в покое, — улыбаясь, сказал он. — Помните пословицу: «Разъяренного пса дразнить не следует». Но я вот хочу спросить у вас: что вы думаете о земле, нужна она вам?

— Нужна, — как эхо, откликнулись все.

— Так берите землю у богачей. Только будьте готовы защищать ее, если они попытаются вернуть ее силой. Готовы ли вы сейчас к этому? — Мы-то? — удивился Батаев.

— Да, вы! Помните, приезжал к вам человек из Владикавказа? Он ведь говорил вам, что надо вооружиться, организоваться.

— Мы сделали все, что могли: организовали самооборону, вооружили людей, — ответил за всех Батаев.

— Это хорошо. Только надо всегда помнить: за землю и за свободу сражаться придется не только здесь и не только со своими богачами, потому что все богачи сейчас объединяются против всех бедняков, а значит, все бедняки — и чеченцы, и русские, словом, всех народностей — должны вместе защищать свои интересы. Бедняков-то ведь много, гораздо больше, чем богачей, поэтому они обязательно победят!

— Верно говоришь, верно! — произнес кто-то из гостей, и все закивали головами.

— Если вы тоже так думаете, тогда будьте готовы по первому призыву революционной власти послать ваш отряд самообороны туда, где идет сражение, — все больше увлекаясь, продолжал Асланбек, — потому что и там происходит сражение за вас…

— И пошлем!.. Все пойдем! — раздались голоса.

Айна принесла маленький тазик и кумган, чтобы люди вымыли руки. Вскоре после нее Салман внес огромное блюдо с угощением, приготовленным Баянат. Однако разговор Асланбека с друзьями продолжался так долго, что поджаренные куры остывали, теряли вкус.

XI

Гости разошлись за полночь, когда уже не светилось ни одно окно в низеньких домах аула. Было тихо, только слышался шорох чинар, раскачиваемых ветром, что гулял по долине Аргуна. Но в доме Шериповых долго еще не спали.

Позвав сестру к себе в комнату, Асланбек попросил ее достать тетради с его старыми записями. Айна принесла ему аккуратно завернутые тетради, хранившиеся в ее сундуке. Юноша взял самую толстую из них, в черном переплете, развернул и запел, словно ашуг:

Радостью, о жизнь, меня наполни!
Все мои мечты, о жизнь, исполни!
Сердце, от волнений удержись!
Барсом ты взвиваешься от страсти,
Ластишься ребенком ты от счастья,
Бейся, сердце, прославляя жизнь!

Баянат, никогда не слышавшая, как поет ее сын, вошла в комнату и с удивлением остановилась у двери.

Широко улыбаясь, он внимательно посмотрел на мать, усадил ее рядом и, чеканя каждое слово, снова прочитал шестистишие.

Айна не сводила с него влюбленных глаз.

— Дакаш, давай хоть раз поговорим по душам. Ты совсем отбился от нас, — заговорила вдруг она, решив, очевидно, что наступил подходящий момент высказать ему обиды за невнимание к семье. — Отец сказал, что он хочет женить тебя… Что ты думаешь об этом?

Асланбек глянул на нее с изумлением и весело сказал: