– Пока ничего. Знаю только, что случилась авария. Нужно будет все проверить на месте. – Сафиуллина вздохнула. – Никак не могу привыкнуть к подобным случаям. Это всегда ужасно.
– Какая это авария на вашей памяти? – поинтересовался Репетилов.
– Девятнадцатая, – признала Сафиуллина. – Это сейчас такие катастрофы стали редкостью, а в конце девяностых самолеты падали с регулярностью раз в два-три месяца. Именно тогда был исчерпан парк старых машин.
– Это я помню, – мрачно согласился Репетилов.
Он решил, что не станет рассказывать ей о том, как две подобные катастрофы изменили его жизнь, будет молчать, чтобы не вспоминать. Все равно эти переживания уже ничего не изменят. Погибших людей все равно не вернуть с того света. Первый заместитель министра не сказал ни слова до тех пор, пока они не приземлились в аэропорту Перми.
Мы давно знаем друг друга. Меня зовут Алишер. Я часто выполняю разные поручения Наджибулло. Мы с ним ходили в школу в Душанбе, которую окончили в восемьдесят седьмом году. Самая обычная школа, где преподавание велось на русском языке. В прежнем Таджикистане их было достаточно много.
Ни он, ни я не поступили в институты, но вовсе не потому, что учились плохо. Наджибулло окончил школу с несколькими тройками, но, в общем, получил вполне приличный аттестат. У меня вообще были только хорошие и отличные оценки.
Но у нас не имелось влиятельных родственников, которые могли бы помочь нам с поступлением в институты. Сын нашего прокурора был абсолютным дебилом. Меня так нахально заваливали, чтобы протолкнуть его, что один из преподавателей не выдержал и вышел из аудитории.
Я подавал на юридический, а Наджибулло хотел стать товароведом. Мы провалились на вступительных экзаменах и получили повестки в армию. Меня отправили на Дальний Восток, где я служил пограничником и даже получил звание кандидата в мастера спорта по стрельбе, стал настоящим снайпером. Наджибулло призвали во внутренние войска охранять колонии. Словно кто-то там, наверху, не в военкомате, нет, а где-то гораздо выше, решил, чем именно нам заниматься в будущем.
Интересно, что во время службы на Дальнем Востоке я усовершенствовал свой русский язык и стал говорить вообще без акцента. А Наджибулло, служивший во внутренних войсках, охранявших места заключения, обходился междометиями и короткими словосочетаниями. Конечно, вернувшись домой, он не очень практиковался и говорил по-русски с сильным таджикским акцентом.
Наджибулло пришел из армии в восемьдесят девятом и почти сразу попал в тюрьму за драку, которую устроил с парнем своей невесты. Она не дождалась жениха, сошлась с другим. Представляю, как это обидно было Наджибулло! Он тогда просто избил до полусмерти своего обидчика, получил три года тюрьмы, но отсидел только половину срока.
Мой одноклассник вернулся в Душанбе через полтора года, как раз в тот момент, когда у нас началась гражданская война. Наджибулло быстро сколотил свой отряд, который выступал на стороне будущего президента Эмомали Рахмона. Времена были тяжелые. Первый секретарь ЦК партии Набиев умер, а следующего главу государства просто повесили на памятнике Ленина в Душанбе. Ожесточение было страшным, погибло очень много людей.
Я тоже сражался в отряде Наджибулло. После окончания войны ему даже предложили должность какого-то чиновника, но мой друг отказался. Он хотел быть вольной птицей и стал таковой, постепенно подмял под себя многих криминальных лидеров. Его боялись даже прокуроры и начальники отделов милиции, которым платили дань все, но только не Наджибулло. Он был как бы особым исключением из правил.
Правой рукой своего бывшего одноклассника стал я, Алишер. Да, самой важной и страшной правой рукой, о которой люди боялись даже вспоминать. Если хотите, я исполнял при нем роль главного визиря и палача.
У Наджибулло был и еще один советник, Вагаб Рузанов. Но он появился немного позже, уже после того, как мы стали самыми главными поставщиками белого зелья в страны СНГ.
Некоторые участки границы оказались под нашим контролем. С руководителями застав мы умели договариваться. Афганистан постепенно превращался в основной источник сбыта наркотиков во всем мире. Особенно после того, как там свергли талибов.
Нет, я не очень любил этих бородатых ревнителей ислама, но могу честно признать, что при них такие караваны наркотиков никогда не появлялись на наших границах. А вот когда туда вошли американцы и их союзники, поток увеличился многократно.
Конечно, нам приходилось договариваться с каждым начальником заставы. Пограничников можно было понять. Они пропускали наши грузы через свою территорию. Каждая такая операция приносила им столько денег, сколько эти офицеры получили бы примерно за тысячу лет своей беспорочной службы. Или за пятьсот. Согласитесь, что такие доходы делали сговорчивыми любого пограничника.