Мизери

— Она сейчас выйдет! — пообещала Светлана Петровна. — Минут пятнадцать еще. Не больше двадцати… Так вы с Таней поженились? Кто бы мог подумать — самая красивая девочка двора!

— Мне дочь нужна немедленно! — прошипел Тищенко. — Откройте дверь!

В голосе его слышалось отчаяние. Самуил Аронович заколебался:

— Светочка…

— Надеешься успеть в консульство? — спросила Светлана Петровна, отмахнувшись от Самуила Ароновича. — Брось, стоит ли пороть горячку! Вон как ты разволновался. А там нужны крепкие нервы. Не ровен час, срежешься, Пупок. Да оставь ты в покое дверь! Она изнутри не открывается. Успокойся. Поговорим.

— Не о чем нам с вами говорить, — сказал Тищенко.

Он решительно не желал обращаться к подруге детства на «ты». Он по всему демонстративно пренебрегал знакомством. Он вообще чувствовал себя так, будто в голове у него не все в порядке. Он, например, даже забыл, что ключ от запертой двери лежит в кармане учителя физкультуры, и, оставив дверь в покое, опять залез в карман к старому историку. Самуил Аронович деликатно отвел его руку и с укором взглянул на Светлану Петровну.

— А чего вы хотите, Самуил Аронович? — капризно обратилась она к историку через голову Тищенко. — По–вашему, я должна открыть дверь и пустить его на сцену? Позволить ему устроить скандал? Этому пупку?

Тищенко оскалился.

— Послушайте, молодой человек! — примирительно заговорил Самуил Аронович. — Вы могли бы попросить ее по–хорошему. Объясните свои обстоятельства. Неужели эти минуты решают вопрос жизни и смерти?

— Вот именно! — подтвердил Тищенко. — У меня собеседование в консульстве. Сегодня или никогда. Уже куплены билеты. Жена в больнице. Я прилетел по телеграмме.

Тищенко обращался к одному Самуилу Ароновичу. На Свету он не смотрел. Света задумалась. Подошла к Сереже. Взяла ключ, сжала его в кулаке… Взглянула на Тищенко…

— Слушай, Сеня. Давай серьезно! Зачем ты выхватываешь девочку посреди года? Если вы все решили, подождите до июня. В июне летит наша группа в Нью — Йорк. Мы запишем туда Свету. Билет тебе дешевле обойдется. И — никаких собеседований! Дай девочке доиграть. Она так ждала этого дня! Не порти ей праздник, Сеня. Ей только двенадцать лет.

— Не твое дело, — сказал Сеня. — Ты же ничего не знаешь, а лезешь, Кузнецова. С кем я тут ее оставлю? Бабка в маразме, мать — в сумасшедшем доме…

— Как это? — не поверила Света. — Таня? В сумасшедшем доме?

— Какой ужас, — вступил Самуил Аронович. — Отдайте ему ключ.

— Да, — сказала Света, разжав кулак, но тут же сжала его опять. — Погоди. Ты прилетел по телеграмме… Это кто дал телеграмму? Таня? Бабка?

— Света, — сказал Тищенко, отворачиваясь. — Мать увезли с приступом в прошлую пятницу.

— Она согласна на отъезд дочери? — продолжала допрос Света, представляя себе Таню Тищенко выросшей: худой женщиной с синяками под глазами, в больничном халате, без мыслей в голове и чувств в сердце. — Ты был у нее?

— Нет. К ней не пускают. Я говорил с врачом.

— Так Таня не знает, что ты увозишь Свету?

— Это не твое дело.

— Она согласна?

Кулак с ключом Света завела за спину и, задавая последний вопрос, нахмурилась так, что Самуил Аронович взял назад все произнесенные им в минуту ложного сочувствия слова.

— Таня согласна? — спросила Света.

Тищенко молчал.

— Понятно, Сеня. Понятно. Ты воруешь ребенка у матери и хочешь, чтобы я спокойно отдала тебе ключ от зала?

— Отдай, — попросил Тищенко. — Не вмешивайся. Ты же ничего не знаешь. Ты идиотка. Я думал: прикидываешься, а ты настоящая идиотка.

В коридоре было очень тихо. В зале тоже. «Когда же они запоют «Аллилуйю»?» — забеспокоилась Светлана Петровна. Сережа подошел и встал рядом с ней, прислонившись к двери спиной. Происходящее нравилось ему все меньше. Было не смешно. Голос Светы звенел и срывался. Она дрожала, говоря.

— А ты подонок, — сказала она. — Настоящий подонок. Бросил больную жену с ребенком, а теперь крадешь ребенка. Света — трудная девочка. Она два года была изгоем в классе. Она только недавно поверила, что…

— Не вмешивайся, — попросил Тищенко. — Не будь идиоткой.

— Она ни с кем не разговаривала два года! Ее не любили. И только недавно, благодаря этой пьесе — замечательной пьесе! — она стала ровней. Она…

— Не будь идиоткой, — сказал Тищенко. — Кому я ее тут оставлю? Может, тебе, а? У тебя есть дети?

— Нет, — уставая враз, вдруг, как падая с чердака в подвал, пробив пять этажей гнилого дома, ответила Света. Свет–лана–Пет–ров–на.

— Ну, так не будь…

— Ты прав, — обессилев, согласилась Светлана Петровна. — Ты прав. Есть только два пути: остаться идиотом или… Самуил Аронович?

— Да, Светочка?

— Я должна отдать ему ключ?

— Не знаю. Не могу сказать.

— А кто может? — закричала Света. — Почему все — я? Сейчас, Пупок, потерпи. Сейчас я тебе отдам ключ. Сейчас, дай только, они запоют «Аллилуйю»… Потерпи…