Света смеялась тихонько, заливисто. От смеха ей трудно было проститься с учителем физкультуры. Как он всегда умел рассмешить ее! Она только махнула рукой, отпуская его, и отрицательно покачала головой на предложение проводить ее до трамвая. Она уж давно не ездила трамваем. До метро — не до ближайшей станции, а в центр — ее в последние недели февраля неизменно провожали Дэвид Смит (живший в коммуналке на Невском) и Света Тищенко, с которой Света начиная с января исподволь занималась английским языком, притянув к этому и Дэвида. Получасовой дороги через мост, Марсово поле и Михайловский сад хватало им на то, чтобы взахлеб, споря и почти ссорясь, обсудить подробности репетиции, подучить Дэвида новым русским выражениям, прочесть ему коротенькую лекцию познавательного характера и, наконец, если дело шло к пятнице, разработать маршрут экскурсии по городу или за его пределами — как того желалось Дэвиду. В конце этой легкой, короткой дороги ждало Свету крепкое рукопожатие ее молодого спутника и гордый, но подозрительный взгляд маленькой спутницы: девочка гордилась беседой, в которой принимала больше участия, нежели Светлана Петровна (предпочитавшая молчать, лишь изредка направляя разговор в сторону тем, интересных всем троим), и подозревала учителя в том, что он охотнее отправил бы ее, Свету Тищенко, на метро, а потом пошел бы провожать на обратный трамвай Мисс, а не ее, Свету Тищенко. Но Дэвид опять возвращался к репетиции и принимался поругивать свою приму (по–русски, что очень смешило ее), и она обижалась, для начала понарошку, а там и всерьез: ведь роль у нее была труднее всех из девочек, и он должен был понимать это, и он не смел угрожать ей, что передаст роль Семеновой — нет, конечно, он не посмеет, ему никогда не позволит Светлана Петровна…
…………………
— Прощайте! — помахали рукой Света, Дэвид и Света учителю физкультуры, расходясь с ним за квартал до моста. — Через три дня спектакль. Вы придете?
«Четвертый лишний, — подумал учитель. — И хоть бы третий, понимаешь! Третий себе — и третий…»
Пересчитав деньги, учитель поплевал на руки и направился в ближайшую галантерею выбирать чулки. Падал редкий, невесомый снег. Недавно кончился февраль, но весна не торопилась с обещаниями. Все вокруг было мглистым, сомнительным. Зима в Петербурге длилась семь месяцев. Она начиналась в октябре и продолжалась до апреля. К марту люди привыкали к ней и не скучали о лете. Ведь, положа руку на сердце, зима была для них самым беззаботным, самым веселым временем года.
REFLECTIVE VERB (6)
(возвратный глагол)
Разговор в учительской в первый понедельник марта журчал, как весенний ручеек.
— А все–таки, несмотря ни на что, праздник есть праздник! — бодро закончила Валерия Викторовна какое–то не очень, судя по интонации, безрадостное сообщение.
— Да! Да! — поддержала ее вошедшая Светлана Петровна. — Замечательный праздник! Меня так умиляют мальчишки… Знаете, по–моему, мои в первый раз увлеклись этой идеей…
— Идеей чего? — переспросила Валерия Викторовна.
Валерия недолюбливала Свету и, кажется, немножко презирала, но свое раздражение, возникавшее всякий раз, как Света открывала рот (а в последнее время эта чудачка, странно, стала вдруг на удивление разговорчива в учительской), принимала за приступ нескромного любопытства, каковое, как человек воспитанный и незлой, всеми силами старалась не выказывать. Но иной раз не захочешь, а спросишь:
— Идеей театра, что ли? Как у вас, кстати, — успеваете? Почем билеты?
— Членам профсоюза — скидка! — бросил, входя, учитель физкультуры и подмигнул Свете.
Света неотрывно–мечтательно глядела на Валерию, по–видимому, додумывая мысль, которую ей не дали высказать. На Валерии была надета пушистая кофточка небесно–голубого цвета: огромная, мягкая, вздымающаяся на груди плавной выпуклостью, с белым вывязанным цветком у плеча… Как ткань небес… «Пушистых небес, ведь небо весной пушистое, — подумала Света. — Ранней весной… Не весной, а зимой, когда из голубой прогалины, как сегодня, вдруг посыплется что–то мелкое, сухонькое, пахучее, как нафталин…»
— Сегодня репетируем, Светлана Петровна? — спросил учитель физкультуры и тем вывел ее из задумчивости.
— Нет, хватит. Дети жутко устали. Смит их загонял совсем. Я его изолировала до завтрашнего дня.