Мизери

Пол встревожился: голоса зазвучали намного ближе. Они в гостиной? Да, почти наверняка в гостиной. Пусть он великан, но двигается бесшумно, как рысь. Голос Энни прозвучал еще ближе. Полицейские прошли в гостиную, она следовала за ними. Она не приглашала их, но они все равно прошли в комнату. Осматривают дом.

Голос Энни звучал по прежнему спокойно, хотя ее домашний писатель находился меньше чем в тридцати пяти футах от них. Она пригласила Кашнера в дом на чашку кофе со льдом, но он сказал: не могу. Тогда она предложила ему взять с собой бутылку холодного…

— Пожалуйста, не разбейте, — вдруг тревожно сказала она. — Мне эти штучки нравятся, а они такие хрупкие…

— Простите, мэм. — Это, наверное, Давид, у него голос тихий, смущенный и слегка озадаченный. При других обстоятельствах Полу было бы приятно, что полицейский говорит таким тоном, но обстоятельства сейчас особенные, и тон этот ему не понравился. Он выпрямился и сжал ручки кресла. В гостиной осторожно поставили на стол какой-то предмет (возможно, глиняного пингвина на льдине). Он представил себе, как Энни опускает руку в сумку. Сейчас один из полицейских — скорее Голиаф — спросит, что у нее там такое. И тогда начнется стрельба.

— Так на чем вы остановились? — спросил Давид.

— Я предложила ему взять с собой бутылку пепси из холодильника, ведь день очень уж жаркий. У меня бутылки пепси лежат рядом с морозильной камерой, так что вода почти ледяная. Он сказал, что я очень добра. Очень вежливый парнишка. И почему такого молодого человека отправили в патруль одного?

— Он выпил воду здесь? — спросил Давид, игнорируя ее вопрос. Он был теперь еще ближе. Пересек гостиную. Полу не пришлось закрывать глаза, чтобы представить себе, как он выглядывает в коридор и видит дверь ванной и закрытую дверь спальни для гостей. Пол сидел очень прямо; на его исхудавшем горле бешено пульсировала жилка.

— Нет, — сказала Энни все так же спокойно. — Он взял бутылку с собой. Сказал, что ему надо ехать дальше.

— А там что? — спросил Голиаф. Стук двух пар каблуков зазвучал резче — люди сошли с ковра и ступили на голый дощатый пол коридора.

— Ванная и пустая спальня. Бывает, я сплю там, если жарко. Если хотите, взгляните, но уверяю вас: ваш патрульный не привязан там к кровати.

— Да, мэм, я вполне в этом уверен, — сказал Давид, и — о чудо! — их шаги стали удаляться в направлении кухни. — Вам не показалось, что он был чем-то взволнован?

— Вовсе нет, — ответила Энни. — Просто ему было жарко, и он был расстроен. Пол снова мог дышать.

— Или озабочен?

— Нет.

— Он не говорил, куда направится дальше? Полицейские почти наверняка ничего не заметили, но привычное ухо Пола уловило мгновенное замешательство; в этом вопросе может таиться ловушка, она может захлопнуться сразу или чуть позже. Нет, не говорил, наконец сказала Энни, но поехал он на запад, и она предполагает, что он поехал к Спрингерс-роуд, там есть несколько ферм.

— Спасибо за содействие, мэм, — сказал Давид. — Возможно, нам еще придется к вам вернуться.

— Конечно, — отозвалась Энни. — Пожалуйста. Я в последнее время редко бываю в обществе.

— Вы не возражаете, если мы заглянем в сарай? — резко спросил Голиаф.

— Разумеется. Не забудьте только поздороваться, когда войдете туда.

— С кем поздороваться, мэм? — спросил Давид.

— С Мизери. Это моя свинья.

31

Она стояла в дверях и внимательно смотрела на него — так внимательно, что он почувствовал, что краснеет. Полицейские уехали пятнадцать минут назад.

— На мне что-нибудь написано? — спросил он наконец.

— Почему ты не верещал? — Оба полицейских приподняли головные уборы, садясь в машину, но ни один не улыбнулся. Пол, наблюдая за ними из своего укрытия, обратил внимание на выражение их глаз. Они знали, кто она. Прекрасно знали. — Я ждала, что ты будешь верещать. И они бы набросились на меня как лавина.

— Может, и так. А может, нет.

— Так почему же ты?..

— Энни, если ты постоянно думаешь о самом худшем, что с тобой может случиться, то вполне можешь когда-нибудь ошибиться.

— Нечего со мной умничать!

Пол видел, что под ее внезапной яростью таится глубокое недоумение. Его молчание не вписывалось в созданную ею картину непрекращающегося борцовского поединка: Энни Уилкс против единой гнусной, наносящей со всех сторон удары команды «Гребаных Щенков».

— Да кто тут умничает? Я сказал тебе, что буду держать рот на замке. Так я и поступил. Я хочу закончить книгу в относительно спокойной обстановке. Хочу закончить эту книгу для тебя.

Она неуверенно смотрела на него; ей хотелось поверить, она боялась верить… и в конце концов поверила. И правильно сделала, так как Пол говорил правду.

— Тогда принимайся за работу, — мягко сказала она. — Немедленно. Ты же видел, как они на меня смотрели.

32