— И вот мы видим, что дорога заканчивается, а дальше — обрыв, — продолжала Энни, — и знаем, что если Человек-Ракета не выберется из своего «хадсона» на последних метрах, то ему каюк. Представляете? Машина приближается к краю обрыва, Человек-Ракета все так же жмет на тормоза и толкает дверь, и… машина срывается! Мчится в воздухе, потом — у-ух вниз! Не долетев до земли, ударяется о выступ скалы, взрывается, и горящие обломки летят в океан. И тут же традиционная строчка: ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. «СТРЕКОЗА».
Она сидела на кровати, плотно стиснув ладони: ее обширная грудь энергично вздымалась и опускалась.
— Вот так! — воскликнула она, упорно глядя на стену, а не на Пола. — После этого я почти не смотрела на экран. Всю следующую неделю я не то чтобы время от времени вспоминала про Человека-Ракету, я думала о нем постоянно. Как он мог выбраться? Я даже предположить не могла.
А в следующую субботу в двенадцать часов я уже стояла возле кинотеатра, хотя касса открывалась в час пятнадцать, а сеанс начинался в два. Но, Пол, случилось такое… Ни за что не догадаетесь!
Пол ничего не сказал, хотя уже догадался. Он понял, как могло ей понравиться написанное им начало «Возвращения Мизери» и почему она тем не менее сказала, что роман начался нечестно, сказала не как недоверчивый редактор-всезнайка, а как непоколебимый в своем простодушии Постоянный Читатель. К своему крайнему удивлению, он понял, что ему стыдно. Она права. То, что он написал. — обман.
— В начале новой серии они всегда повторяли концовку предыдущей. В тот раз они показали, как он едет вниз, как толкает плечом дверь, стараясь ее открыть. А потом, когда машина была у самого обрыва, дверь распахнулась, и он выкатился на дорогу! Машина сорвалась, и все ребята в зале были довольны, потому что Человек-Ракета спасся, но я. Пол, не была довольна. Я вышла из себя! Я закричала: «На той неделе было не так! На той неделе было не так!»
Энни вскочила на ноги и принялась быстро расхаживать взад-вперед по комнате, опустив голову: курчавые волосы подобно капюшону закрывали ее лицо, глаза сверкали. Правую руку она сжала в кулак и лупила им по открытой левой ладони.
— Мой брат хотел остановить меня, а когда у него ничего не вышло, попытался зажать мне рот, но я укусила его и крикнула: «На той неделе было не так! Вы что, все идиоты? Или у вас у всех провал в памяти?» Брат сказал: «Энни, ты с ума сошла», — но я знала, что он ошибается. Подошел администратор и сказал, что, если я не заткнусь, он меня выдворит, и я сказала: «Да-да, я уйду, потому что это — грязный обман и на той неделе было не так!»
Она взглянула на Пола, и он увидел глаза убийцы.
— Он не выбрался из этой сволочной машины! Он был внутри, когда она сорвалась с обрыва! Вы это понимаете?
— Да, — сказал Пол.
— ВЫ ЭТО ПОНИМАЕТЕ?
Внезапно она с яростью бросилась на него, но он не двинулся с места, хотя и понимал, что сейчас она ударит его, как в прошлый раз, просто потому, что не может добраться до того грязного подлюги — автора сценария, который обманом спас Человека-Ракету. Она приоткрыла перед ним свое прошлое, и он испугался, увидев там зерна ее нынешнего безумия, хотя в то же время чувствовал, что ее возмущение, пусть по-детски наивное, было совершенно справедливо.
Она не ударила его: она схватила его за отворот халата и притянула к себе с такой силой, что его нос едва не коснулся ее лица.
— ПОНИМАЕТЕ?
— Да, Энни, да.
Она все с той же темной яростью посмотрела ему в глаза и, по-видимому, прочитала в них правду: потому что презрительно отпихнула его, и он ударился о спинку кресла. Тупая боль, заставившая его в первое мгновение поморщиться, довольно быстро отступила.
— Тогда вы понимаете, почему написали не правильно, — сказала она.
— Кажется, понимаю. — Вот только будь я проклят, если знаю, как сделать правильно.
И тут же отозвался другой голос: Неизвестно, Поли, проклянет тебя Господь или спасет, но я знаю одно: если ты не отыщешь способ воскресить Мизери — способ, в который она поверит, — она убьет тебя.
— Тогда работайте, — бросила Энни и вышла из комнаты.
Пол взглянул на пишущую машинку. Вот она. Буква «н»! Он и не подозревал, как часто встречается эта буква!
Я-то думала, тебя, не зря считают добрым, издевательски сказала машинка; в представлении Пола голос ее звучал так, словно еще не поломался, как голос пятнадцатилетнего стрелка из голливудского вестерна, который по-детски наивно старается казаться зрелым мужчиной. Да, разве ты добрый? Не можешь даже угодить одной-единственной женщине, бывшей медсестре, страдающей избыточным весом. Может, твоя писательская косточка тоже поломалась при аварии, а? Только эта косточка у тебя не срастается.
Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Ее неприятие написанного легче было бы перенести, если бы он мог списать неудачу на мучившую его боль. Однако на самом деле боль наконец понемногу начала отступать.