Мизери

Похищенные капсулы были надежно спрятаны между матрасом и пружинами койки. Он еще не взял ни одной из них, понимая, что они отложены про запас, как своего рода страховка от Энни. Наверняка она найдет их, если ей вздумается перевернуть матрас, но тогда ему представится шанс, которым он непременно воспользуется.

После ее вспышки по поводу бумаги размолвок между ними не было. Она регулярно приносила ему лекарство, и он его принимал. Интересно, знает ли она, что у него развилась зависимость?

Да ладно тебе. Пол, ты преувеличиваешь.

Нет, он не преувеличивал. Трое суток назад, ночью, когда Энни точно была наверху, он достал одну из коробочек и изучил аннотацию, написанную на этикетке, хотя все сразу стало ясно, стоило ему прочитать название основного ингредиента. Новрил — это, по сути дела, КОДЕИН note 14.

Дело в том. Пол, что ты поправляешься. Ноги твои ниже колен выглядят так, будто их нарисовал палочкой на песке четырехлетний ребенок, но все-таки ты поправляешься. Теперь тебе вполне хватило бы аспирина или эмпирина. Тебе новрил не нужен, ты скармливаешь его своей привычке.

Придется с этим кончать, некоторые капсулы придется откладывать. Пока он этого не сделает, она так и будет держать его на поводке, не менее прочном, чем инвалидное кресло, — посредством капсул новрила.

Хорошо, теперь, когда она будет приносить мне капсулы, я буду один раз принимать обе, а один раз — откладывать одну. Спрячу под язык, а когда она уйдет со стаканом, уберу под матрас. Но не сегодня. Сегодня я не готов. Начну завтра.

Он вспомнил, как поучала Алису Белая Королева: У нос здесь так: мы действовали вчера, мы будем действовать завтра, но мы никогда не начинаем сегодня note 15.

Хо-хо, Поли, забавный ты парень, сказал «Ройал» голосом крутого юнца, который изобрел для него Пол.

— Мы, грязные подлюги, мало что умеем, но мы всегда пытаемся что-нибудь сделать, надо отдать нам должное, — пробормотал он.

Хорошо, Пол, давай-ка подумаем о препарате, который ты принимаешь. Об этом стоит серьезно подумать.

Внезапно он решил, что начнет тайком откладывать часть своей дозы, как только напишет первую часть книги так, чтобы Энни понравилось, — так, чтобы она не сочла ее обманом.

Часть его сознания — та, которая недоверчиво относилась даже к самым справедливым замечаниям редакторов, — заговорила о том, что Энни Уилкс безумна, что невозможно определить заранее, примет она книгу или нет, и, что бы он ни написал, это может обернуться против него.

Но другая, гораздо более здравая часть его разума возразила, что он сразу почувствует, когда найдет правильный поворот сюжета. Правильный поворот сюжета позволит сделать конфетку из того дерьма, которое стоило ему трех дней работы и бесчисленных отвергнутых зачинов, своего рода фальстартов. Разве он с самого начала не знал, что пишет ложь? Ему не свойственно работать через не могу, наполняя мусорное ведро разорванными пополам листами бумаги со строчками такого рода: «Мизери повернулась к нему; глаза ее блестели, а губы шептали волшебные слова: Ах черт, это же НИКУДА НЕ ГОДИТСЯ!!!» В такие дни он объяснял неудачи болью и непривычной необходимостью писать не ради куска хлеба с маслом, а ради сохранения жизни. Но эти объяснения были всего лишь приятным самообманом. На самом деле его воображение иссякло. Работа продвигалась плохо потому, что он обманывал и сам это сознавал.

Да уж, она разглядела тебя насквозь, сказала пишущая машинка. Видит она, что творится в твоих дерьмовых мозгах. И что ты теперь будешь делать?

Он не знал, что делать, но полагал, что делать что-то нужно, причем очень быстро. Сегодня утром ему, можно считать, повезло: ведь Энни не переломала ему ноги бейсбольной битой, не применила пытку электрошоком или что-нибудь еще в том же духе, чтобы выразить свое неудовольствие началом книги. Принимая во внимание своеобразный взгляд Энни на окружающий мир, можно согласиться, что подобные критические замечания вполне возможны. Пол подумал, что если он выберется из этой переделки живым, то напишет Кристоферу Хейлу, литературному обозревателю «Нью-Йорк тайме»: «Дружище Крис, всякий раз, когда редактор предупреждал меня, что ты намерен поместить в газете разбор моей книги, у меня начинали дрожать коленки. Сам знаешь, ты меня не только хвалил, но мог и разгромить, и не раз так и поступал. Так или иначе, я бы хотел сказать тебе: валяй, продолжай в том же духе. Я-то познакомился с абсолютно новым критическим методом. Методом литературной школы имени Колорадского Барбекю и Половой Тряпки. По сравнению с этим методом ваша, ребята, критика выглядит не страшнее катания на карусели в Центральном парке».

Пол, все это очень остроумно, пиши свои милые записочки критикам, пусть они похихикают, но сейчас тебе надо срочно разводить огонь и ставить на него котелок, согласен?

Согласен. Согласен целиком и полностью.

Пишущая машинка смотрела на него, самодовольно ухмыляясь.

— Ненавижу тебя, — проворчал Пол и посмотрел в окно.

4