Мизгирь

– О том, что сила его так велика, что если он передаст нам её всю, мы можем не вынести и заболеть. Сильно заболеть. И что нам нужно привести к нему кого-то, на кого он переведёт болезнь. И сделать это нужно поскорее, иначе Ута сам выберет. Так что, думай, Валерка, думай.

– Ну, давай собаку какую-нибудь ему приведём? – предложил Валерка, – Да и вообще где этот шаман и где мы, как он нас достанет? Не захочу и не поведу к нему никого, вот ещё, что он нам указ что ли?

– Достанет, Валерка, ещё как достанет, не забывай, что Ута может бегать между мирами, – ответил я задумчиво, глядя на сгусток чёрной тьмы в окне заброшенного дома, который теперь не метался, а стоял у стекла и, прижавшись, смотрел прямо на нас.

В тот вечер мы с Валеркой снова побывали в заброшенном доме. Ута встретил нас в сумрачном пыльном чулане, и проводил в иной мир, к шаману. Мы пробыли в его юрте два дня, и он учил нас тайнам своего дела, пересказать то, что там было, я не смог бы, слишком всё происходящее казалось нереальным, как в тумане – неведомые существа, возникающие из ниоткуда, утробные звуки, горловое пение шамана и дым костра. Затем Ута отвёл нас к выходу. В этом мире мы отсутствовали всего полтора часа. Родители даже не заподозрили ничего странного. Если не считать, конечно, того, что они уже увидели в прошлый раз. Но шаман предупредил нас, чтобы мы не показывали свою силу, нельзя делать этого, разбрасываться даром направо и налево. Силу нужно хранить в тайне и молчании, использовать лишь тогда, когда это действительно необходимо, а пока и вовсе молчать о ней, не время ещё, так он сказал. Шаман был не старый, лица его мы никогда не видели, оно всегда было скрыто деревянной маской, украшенной перьями, бусинами и мехом какого-то животного, однако по голосу его и рукам мы понимали, что он не старше наших родителей, а вовсе не дед, как нам показалось вначале. Мы стали постоянными гостями в его юрте. А точнее заложниками. Почти каждый вечер мы приходили сюда, шли по тайге, мимо ручья и могучих кедров, и выходили на поляну, заваленную валежником и окружённую сухостоем. Почему деревья тут не росли, и всё было мёртво, даже птичий гомон и журчание ручья здесь смолкали, мы не знали. Попытались раз спросить о том шамана, но он не ответил нам. Мы так же спрашивали, почему он выбрал именно меня и Валерку в свои преемники, но и на этот свой вопрос мы не получили ответа. В остальном же шаман был с нами ровен и не обижал, обучая нас своему ремеслу. Лишь постоянно напоминал о жертве, которую мы должны были привести к нему, той, что выполнила бы род некоего громоотвода, забрав на себя удар в виде болезни, предназначавшейся нам, как плата за силу.

Глава 3

В тот вечер мы с Валеркой встретились на берегу. Уже стояла середина октября, и холодные ветры пришли к нам с севера, завывая в трубах и пустых проёмах окон на стройке, гуляя по этажам, и издавая звуки, похожие на плач. Днём их не было слышно на фоне тарахтения тракторов, гудения кранов и грохота грузовиков, подвозивших на объект стройматериалы. Но вечерами, когда замолкали звуки техники, наступал черёд ветров, они царствовали на стылых бетонных площадках, летали невидимыми потоками, носились над неживыми пока ещё домами и царствовали в этом мире сумрака и унылых серых стен.

– Я не хочу больше туда ходить, – сказал Валерка, поёживаясь от ветра, и глядя на тёмное небо, затянутое брюхатыми чёрными тучами, грозившимися пролиться на землю то ли поздним дождём, то ли первым снегом.

– Я тоже не хочу ходить к шаману, – ответил я, – Я с первых дней не хотел. Но ноги сами туда идут. Как будто в голове мутится. Ерунда какая-то. А давай не пойдём больше и поглядим, что будет? Может он нас просто запугивает?

– Давай. Мы не просили нас учить, – подтвердил Валерка, – Пусть других дурачков найдёт, а мне эта его сила не нужна. Пойдём лучше на качели?

– Идём, – кивнул я, и мы повернули во двор Валеркиного дома.

Во дворе было тихо, на верёвках сушилось чьё-то бельё, у сараюшки вылизывался лениво серый кот бабы Нюры, а на качелях качался Денис. Мы с Валеркой переглянулись. Дениса мы не любили. Да и мало кто его любил, пожалуй. Невысокий, рыхлый, с белым круглым лицом, усыпанном веснушками и ехидной улыбкой. Он был чуть старше нас, ему недавно исполнилось десять. При взрослых он неизменно притворялся паинькой, и если кто-то из ребят принимался на него жаловаться, обличая его поступки, то Денис округлял свои и без того круглые, как у рыбы, бледно-голубые, глаза и делал наивное лицо. И странное дело – взрослые ему неизменно верили. И ему всегда сходили с рук его мерзкие пакости – убитый голубь, привязанная к хвосту дворового пса Рекса жестянка, подпалённые уши Барсика, кота Наташки из третьей квартиры, разбитые фары автомобиля дяди Саши, что жил через три двора от дома Валерки, я уж молчу о том, как он постоянно обижал и задирал ребят с улицы. В общем, все мы его просто ненавидели.