Мизгирь

Полетели дни. Лере нравилось на новом месте абсолютно всё: и тишина, которая в первое время была настолько непривычной, что резала уши, и заснеженная беседка в саду, которую видно было из окна кухни, и тихий, тёплый дом, словно обнимающий своим уютом новых своих жильцов, и берёзы в палисаднике, и соседи, приходившие познакомиться, люди средних лет. Всё было по душе Лере. Счастье материнства отрезало её от мира, как эти высокие сугробы, что окружали их дом. Пока днём Гена был на работе, а малышка Ева спала в своей колыбельке, Лера успевала убрать дом, приготовить ужин, принести с мороза хрустящие ароматные пелёнки, и развесить их дома, в отдельной комнате, отведённой под стиральную и гладильную, раньше у прежних хозяев здесь было что-то вроде кладовочки, а Лера с Геной поставили туда стиральную машину, повесили верёвки для белья, у окна поместили гладильную доску с утюгом, а в углу стол. Получилось очень здорово, всё в одном месте.

Для маленькой Евы отвели свою спаленку, поклеили белые обои с розовыми завитушками, поставили комод, кресло-качалку – давнюю мечту Леры, полки для будущих игрушек и, конечно же, всю в воздушных кружевах и мягких подушечках, крохотную колыбельку. Лера не могла наглядеться на свою любимую, долгожданную девочку, и когда та спала, часто, отложив дела, присаживалась рядом и просто любовалась своей дочерью, её крохотными пальчиками, носиком, губками и длинными ресничками, что были такими кукольными, пушистыми, что бросали тень на пухлые щёчки, когда девочка спала. Лера улыбалась, а порой даже и слёзы наворачивались на её глаза от той невыносимой радости, что переполняла её. Она вообще не верила, что всё то, что происходит вокруг неё – на самом деле. Ей казалось, что она попала в сказку, которую она так любила с детства. Лера обожала всё мистическое, тайное, загадочное и прекрасное – лик луны в сияющем круге на ночном небе, тихо падающий с высоты снег, высокую траву, в которой, как ей казалось, живут волшебные полевые человечки, шёпот речных волн, книги про ведьм и всяческие таинственные места. Сейчас же, поселившись в частном доме, полном скрипов, шорохов, движений и вздохов, она ещё острее ощутила эту свою тягу, и, уже позабытое, давнее вновь всколыхнулось в ней и с новой силой разбередило душу. Иногда ей казалось, что она не одна в доме, что кто-то тихо шепчет за её спиной, а то, бывало, замечала она боковым зрением какое-то движение, но стоило лишь только ей оглянуться, как тут же наступала тишина, а комната, конечно же, была пуста.

Но однажды случилось вот что. Было послеобеденное время, то самое, когда зимою ещё не наступила темнота, но уже погасли краски дня. Февральские сумерки окутали деревню. За окном летел пушистый снег, и все деревья уже покрылись розовыми, в лучах заката, ватными клочьями. Серая сонная пелена накрыла дом. Крошка Ева сладко посапывала в своей колыбельке, а полосатая кошка Маруся, которую при переезде в дом Лера с Геной взяли по объявлению в городской группе бездомышей, свернувшись клубком, лежала в кресле. Лере хорошо было видно её в приоткрытую дверь комнаты, в которой она гладила бельё, напевая себе под нос песенку. Внезапно что-то хрустнуло в глубине дома, словно сломалась сухая ветка. Лера перестала петь, насторожилась, прислушалась. Тишина. Она продолжила гладить пелёнку, но уже молча. Спустя минуту она снова услышала звук, он похож был на глубокий вздох, будто старичок присел на скамейку, чтобы дать отдых своим больным ногам и устало выдохнул. Лера похолодела. Она поставила утюг, и, подойдя к двери, встала в проёме, превратившись в слух.

– Входная дверь не открывалась, – думала она про себя, – Окна тоже. Кто может быть в доме?

Она посмотрела на кошку, та лежала абсолютно спокойно, даже не поведя ухом, и вновь перевела взгляд за дверь. Ей почудилось какое-то движение в коридоре. Но в доме было полутемно, и нельзя было с уверенностью сказать, что это была не какая-то тень от качающихся ветвей берёз за окном, например. Лера уже хотела, было, вновь вернуться к своему занятию, как чётко и явно услышала топот босых ног по полу. Ужас сковал её. Все страшные истории, когда либо услышанные или прочитанные ею, встали в тот же миг перед глазами. Звук был такой, словно ножки были совсем крохотные, как…

– Как у ребёнка, – подсказало подсознание.

От этой мысли Лере стало ещё страшнее. Она представила, как она входит в детскую, а там её маленькая дочка, которой всего полтора месяца, стоит на своих крохотных ножках, и, склонив головку набок, с любопытством смотрит на неё, застывшую в дверях, а затем улыбается, и опрометью бросается к ней, открыв полный острых, рыбьих зубов, рот. Лера встряхнула головой, что за дурацкие мысли приходят ей в голову? Она и фильмы ужасов-то смотрела только будучи подростком, и то нечасто. Откуда такие образы?…