- Тсс, Федор Иваныч, тут об таком невместно.
- Помилуй, Василь Григорьич, ему годков-то сколько? Коли и проснется, не уразумеет, о чем я сказываю.
Потоптавшись с минуту, они вышли, а Пьер рывком сел в кровати. Похоже, пора действовать. Надо срочно что-то придумать, если он не хочет расстаться со своей компьютерной жизнью и тем самым провалить испытание.
Поразмышляв несколько минут, Пьер полез под лавку, где стоял детский горшок.
Василий, страж, присланный князем Пожарским, лениво потянулся, лежа на лавке у двери. Ночь прошла спокойно, он выспался и теперь был в прекрасном настроении. Эх, хорошая у него работенка, не суетная. Князь Дмитрий Михайлович дал ему строжайшие распоряжения: не спускать глаз с мальчонки и тщательно следить, чтобы с ним не случилось беды, но пока ребенку явно ничего не грозило.
Пожарского Василий буквально боготворил, тот, можно сказать, спас его от смерти. Парень был крепостным дворянина Богданова, имевшего большой двор в Ярославском уезде. Отец Васьки, боевой холоп, погиб еще при царе Дмитрии, и из близких людей остались лишь мать и невеста, Настена. Два года назад, когда через их места проходили отряды первого ополчения, случилась беда. От войска отстало несколько отрядов, состоявших из беглых крепостных и разбойников, которые называли себя казаками. Они не стеснялись грабить местных жителей, пройдя по Ярославскому уезду опустошительной волной. Одной из их жертв стала Настена: изнасилованная пьяным негодяем, она повесилась на собственной ленте прямо в спаленке.
Казаки ушли, и Васька так и не узнал, кто погубил его невесту. Едва пережил беду - пришла следующая: тяжело заболела мать. А вокруг голод, разруха. Парень стал воровать горох и чечевицу в хозяйских амбарах, чтобы прокормить матушку. Всякий раз у Васьки душа переворачивалась, когда он вспоминал, как она плакала, принимая из его рук обжигающе горячую похлебку, как благодарила…
Но не помогло: она умерла, а вот самого Василия поймали. Барин повелел бить его розгами, "пока не сдохнется". Каким-то чудом парню удалось бежать, и он упал к ногам князя Дмитрия, ополчение которого как раз стояло в Ярославле. Это было совсем другое войско - солдаты не грабили, не убивали, напротив, старались помочь местным жителям: где забор поправят, где огород вскопают.
Пожарский пожалел Василия, выкупил его на собственные средства и оставил при себе. И не прогадал: парень изо всех сил старался быть полезным. Проявив при взятии Москвы чудеса героизма, он заслужил уважение Дмитрия Михайловича и теперь выполнял его личные поручения. Поэтому к мальчонке, столь важному для Руси, князь приставил именно его.
Нисколько не сомневаясь, что Петр - посланец Господа, Василий считал свою миссию ответственной и почетной. И был уверен: если бояре друг с другом и договорятся, то непременно изберут кандидата, выгодного для них самих, а о счастье простого народа не задумаются. Поэтому он тщательно приглядывал за ребенком и оберегал его от малейшей опасности.
Потягиваясь и зевая, Василий неохотно сел. Сейчас придет Агафья, хоть и отставленная, но все еще помогавшая ухаживать за неспокойным мальчишкой. Стражу она нравилась, и он никогда не упускал случая поболтать с ней.
И в самом деле, вскоре появилась мамка. Взглянув на Василия, улыбнулась:
- Все почиваешь?
Тот бодро вскочил, приобнял ее и, ущипнув за бок, пропел:
- Жаль больно, что без тебя.
- Охолонись, нахальник! - рассмеялась Агафья и толкнула дверь в спальню Петра. - Уйди, окаянный, пора мне ставенку сымать.
Оставив свечу на пороге, она шагнула в комнату. Василий снова сел было на лавку, как вдруг мамка заголосила:
- А-а-а! Батюшки-святы! А-а-а!
Парень рванул к ней, его рыжие волосы растрепались, на веснушчатом лице застыла тревога. В горнице было темно, снять ставень женщина не успела. Стоявшая на пороге свеча отбрасывала тусклый свет на ее грузную фигуру.
- Чего орешь?!
Агафья, не в силах больше сказать ни слова, с ужасом тыкала пальцем в сторону постели мальчика. Василий взглянул туда и оторопел: над еле видным в темноте ребенком сияли зеленоватым светом какие-то буквы. Парень застыл, потрясенный невиданным зрелищем, а комната между тем набилась челядинцами, которые сбежались на крики мамки. А та все тыкала и тыкала в буквы, другой рукой зажимая рот.
Едва взглянув на светящуюся надпись, девки визжали, а мужики ошеломленно замирали, потом крестились и бормотали:
- Мать честна!
- Диво, эко диво!
- А что начертано-то?
- Откуда ж у нас грамотеи.
- Святые угодники, это чего ж такое?!
- Федор Иваныча надобно кликнуть.
- Да нет его, в храме он.
Бородатый старичок в сермяжной рубахе бухнулся на колени и с размаху приложился блестящей лысиной к половицам:
- Заступница небесная, спаси нас и помилуй!