Женщина от неожиданности оторопела. Дверь распахнулась, и в комнату вбежал веснушчатый рыжеволосый парень лет двадцати в перепоясанном кушаком длинном зеленом кафтане, похожем на те, что Пьер видел на фигурах стрельцов в музее Гревен. На боку висела длинная сабля.
- Что с дитем? - обеспокоенно крикнул он.
Мамка всплеснула руками.
- Да что ему сделается, окаянному? Вон, гляди, все сундуки отомкнул.
Но "стрелец", не слушая ее, рванул к малышу, присел перед ним на корточки и принялся ощупывать. Веснушки на его лице побледнели от волнения.
- Все ладно? Где-нить болит?
Пьер отрицательно покачал головой и ткнул пальцем в мамку:
- Не хосю!
И, чтобы усилить впечатление, гневно топнул ножкой:
- Уди!
- Ого, и впрямь ровно царь, - удивился парень.
В открытой двери стали появляться привлеченные шумом челядинцы. Глядя на растерявшуюся мамку, кто-то сказал:
- Ступай-ка ты, не гневи дитятю.
- Да что ты, Кузьма, обалдел? - возмутилась она. - Меня ж Федор Иваныч посечет!
Вдруг все разом расступились, и появился сам Шереметев в желтом суконном кафтане, из-под которого виднелись красные сафьяновые сапоги. Без шуб он оказался не таким уж и толстым.
"Приделать Черчиллю бороду - и прямо одно лицо будет, - мысленно фыркнул Пьер. - Сейчас я вам выдам представльеньице, мсье Шереметев".
Между тем тот, нахмурившись, кинул взгляд на Пьера и грозно сказал мамке:
- Я, Агафья, почто тебя сюда поставил? Дабы ты крик на весь двор разводила?
Та сжалась, словно уменьшившись в размерах, и принялась оправдываться:
- Помилуй, батюшка Федор Иваныч, да нешто я…
- Хватит причитать! Сказывай, что тут у вас учинилось!
- Мальцу она не глянулась, - ответил за нее "стрелец". - Требует, чтоб ушла.
- Требует?! - глаза боярина полезли на лоб. - Это как же?
Пьер решил, что настала его очередь вступить в разговор. Он подбежал вплотную к Агафье и, упершись обеими руками в ее бедро, стал выталкивать.
- Уди! Уди!
- Ну, ты погляди, а, - всплеснула она руками, а толпа у двери умиленно заахала.
- А ну, цыц там! - прикрикнул Шереметев и снова накинулся на мамку. - С чего это он серчает?
- Ведать не ведаю, батюшка. Я ставень-то сняла с оконца да отошла по надобности. Вертаюсь - а он тут в ларях твоих шмыгает, вот я и спросила.
- Уди-и! - завопил вдруг Пьер, гневным жестом указав на дверь. - Уди!
- Вот что, братец, - наклонился к нему Федор Иванович, - утихомирься-ка. Агафья - баба душевная, и тебе за няньку будет. Так что свои коленца выкидывать прекращай, а то ведь я и высечь могу!
- Эй-эй, боярин, полегше, - нахмурился "стрелец".
- А ты, Васька, замолчь, - огрызнулся Шереметев. - Коли князь Пожарский силком мне тебя приставил, так не в свое дело не сувайся.
"Что ж, придется дать спектакль, иначе от нее не избавиться", - мысленно улыбнулся Пьер и, придав лицу самое злобное выражение, на какое только был способен, топнул ногой.
- Не хотю! Уди! Уди-и! - крикнул он и заверещал на одной ноте противным, писклявым голосом.
Лицо Федора Ивановича налилось кровью, с минуту он молча смотрел на Пьера, а потом заорал:
- Да нет у меня никого, окромя нее!
- А-а-а!
- Замолчь немедля!
- А-а-а!
- Могет, мою Варвару к нему посадить? - спросил кто-то из толпы.
- Не-е! А-а-а!
Шереметев схватился за голову.
- Царица небесная, дай мне сил! Что тебе надобно, чадо? Нешто один в горнице хочешь жить?
Пьер мгновенно замолчал и улыбнулся. Стоявшие у двери челядинцы зашушукались:
- Почто ему нянька, такому-то умненькому.
- Коли так положено, возражать не должон.
- Да как ты без мамки-то будешь? - начал было Шереметев, но Пьер демонстративно набрал воздуха в легкие, и боярин обреченно махнул рукой:- Господь с тобой, оставайся. Васька, слышь, ты заходи к нему почаще, чтоб чего не вышло.
Пьер улыбнулся еще шире и дернул Федора Ивановича за длинный рукав:
- Ам-ам!
- Ох ты, Господи, он же не жрамши, - всполошился Шереметев. - Сейчас принесут.
Несколько человек тут же сорвались с места, но Пьер решительно заявил:
- Сам! - и потопал к двери.
Люди, улыбаясь, расступились, он вышел из комнаты и вопросительно оглянулся. Мужичок лет сорока, стоявший ближе других, кивнул и протянул руку:
- Туда. Ступай со мной.
Пьер сунул кулачок в его теплую ладонь и решительно зашагал за мужиком.
Глава 5
Василий Григорьевич Телепнев, думный дьяк Посольского приказа, ехал в обитых дорогим сукном санях через Кулишки, что на востоке Белого Города, и, кутаясь в подбитую мехом ферязь, лениво смотрел по сторонам.
Тусклое зимнее солнце размытым кругом виднелось из-за низких туч, скупо освещая сугробы и заметенные снегом крыши.
Вокруг стоял адский шум: стук молотков, визг пил, крики, ругань. Москва, лишь недавно освобожденная от поляков, строилась заново. Горожане буравили промерзлую землю, пилили, кололи, и их жилища потихоньку росли. Тут и там виднелись новенькие срубы, кое-где еще без крыш, но уже чувствовалось, что вскоре сожженная столица восстанет из пепла.