- Что, Степан, слово молвить имеешь?
Тот снял шапку и, смяв ее в руках, кивнул.
- Агась. Давеча наши с Москвы пришли, сказывают, венчали на царство государя Петра Федоровича.
- Окромя Ивана Дмитрича государей не ведаю! - рявкнул Заруцкий.
- Оно конечно. Дык ведь скоро царевы-то вестники и сюда поспеют, атаман. А тута и без них неспокойно, уж больно воронежцы серчают, что мы ихнего народу много порешили. Я про что глаголю-то: уйдем мы на Москву, так они нашего воеводу мигом скинут. И возвернуться нам, коли дело не выгорит, будет некуда.
- Понял, за какую вожжу дергаешь, - кивнул Иван и задумался.
Поразмыслив с минуту, он спустился с крыльца, шагнул в круг и понизил голос:
- Слухайте, братцы. Вышлите ноне тех гонцов, что с Москвы приехали, пущай на рассвете в крепость воротятся, словно б только поспели, да кричат - Кремль-город, дескать, поляки заняли, и Петра Федорыча с боярами умертвили. И нету на Руси теперича государя законного, окромя Ивана Дмитрича, ему и надобно крест целовать. А иначе, мол, все под пятой короля Сигизмунда окажемся! И пущай они эту весть разнесут по всем деревням да селам окрест.
Вокруг одобрительно зашумели, всем понравился хитрый план атамана.
"Пора", - решил Данилко. В конце концов, чего ему бояться? На казачьем кругу каждый может высказаться, на то и вольница. А если Ивану Мартыновичу его мысли дельными покажутся, так, небось, еще и наградит.
И он бесстрашно шагнул в центр. Стащив с головы шапку, Данилко заткнул ее за кушак и выкрикнул:
- Правильно Степан сказывает, серчают на нас воронежцы. Ан не зря серчают-то! Почто мы так лютовали, братцы? На кой ляд коменданту набили в рот пороху да подожгли? Это ж сколько народу русского зазря погубили! Казнили всех без сана и возраста, и мужиков, и баб! Купцов вон богатых пограбили, а они б могли о нас добрые вести по земле-то разнести. Эх… Дык и церковники ноне нас благословлять не желают, потому как ты, Иван Мартыныч, из храма ихнего паникадило серебряное умыкнул да приказал из него стремена себе сделать. Да разве ж это дело богоугодное? Вот если б мы с местными добром да ласк…
Договорить он не успел. Заруцкий выхватил из-за пояса саблю и одним ударом разрубил Данилку от плеча до пояса. Кровь брызнула во все стороны, и казаки, тихо ахнув, невольно отшатнулись. Несчастный хорунжий дернулся, захрипел и повалился на землю.
Иван наклонился, сорвал пучок травы и неспешно вытер кровь с клинка. Нахмурился и грозно оглядел сход.
- А ну, кто еще поучит меня атаманить?!
[14] Обычная, заурядная.
[15] Имеется в виду Лжедмитрий Второй, Тушинский вор.
Глава 18
Прошел месяц после венчания на царство. Дни текли монотонно и скучно. Петра будили ни свет ни заря и вели стоять заутреню. После нее он завтракал, переодевался в парадные одежды и два часа высиживал на троне, принимая иностранных послов. Это была чистейшая проформа, так как бояре вели переговоры сами, словно специально не обращая внимания на маленького царя.
В полдень снова служба в церкви, после нее обедали, и вся Москва погружалась в дневной сон. Петр никак не мог этого понять. Где ж видано, чтоб среди дня все придворные вповалку дрыхли на лавках?! Но вскоре он понял, что многовековые традиции так просто не отменишь.
После сна - полдник, вечерня, ужин. И снова сон, на этот раз на всю ночь. Когда же они работают?!
Но сегодня, наконец, все закончится. Петр с самого утра не находил себе места от нетерпения, ожидая приезда Ферре. И вот теперь соперник стоял перед ним, а царь его с интересом разглядывал.
Петр сидел на миниатюрном троне, специально для него поставленным на возвышении в небольшой комнате, которую теперь называли Малым тронным залом. Стены, сводчатый потолок и подпирающие его колонны расписали золотыми узорами, царское место украсили бархатным балдахином с каменьями, лавки - бархатными же накидками и подушками. В результате получилась хоть и маленькая, но вполне солидная зала для приемов.
Перед Петром стояли бояре во главе с Шереметевым, позади них робко топтался юноша лет шестнадцати в скромном зеленом кафтане. За его спиной к двери прислонился Василий, который все последние месяцы не отходил от царя дальше, чем на несколько метров.
- Здрав будь, государь, - начал Шереметев и вместе со всеми поклонился в пол. - Наказывал ты надысь боярину Михайле Романову на Москву прибыть да пред твои светлые очи предстать. Повеленье твое сполнено, батюшка наш, с сим тебе и кланяемся.
Группа поддержки, как мысленно окрестил пришедших Петр, расступилась, и Михаил шагнул вперед. Снова отвесив поясной поклон, он замер, нерешительно глядя на царя.
"Нда, - мысленно улыбнулся Петр, - и представить страшно, каково ему сейчас. Проигравший, побежденный. Небось, не меньше меня хотел главой "Наполеона" стать. Ладно уж, прощу ему Катрин".
Он величественно кивнул Михаилу и махнул рукой остальным боярам:
- Ступайте.
Те переглянулись и потянулись к выходу, под притолокой, наклонив голову, остался стоять лишь Василий.
- И ти ступай, Вася, - приказал царь, и охранник тут же испарился, осторожно прикрыв за собой дверь.