Младшая сестра

Он зарыдал, как ребенок, и, ринувшись прочь от завала, побежал не оглядываясь. Во имя аллаха, зачем надо было подчиняться Хабибулле?.. Он с трудом добежал до дома, без сознания свалился во дворе. Лицо его было бледно, бешмет — в крови.

Завидя Шамси, женщины всплеснули руками, заголосили.

— Чего вы орете? — прикрикнул на них Хабибулла. — Ничего с ним не будет. За углом доктор лечит раненых — позовите его!

Но женщины не хотели слушать Хабибуллу: это он, шайтан очкастый, все натворил.

— Не нужно доктора! — закричала Ана-ханум властно. — Я сама вылечу!

Тонким кухонным ножом она бередила рану в плече Шамси в поисках пули. Шамси стонал. Потом его уложили в комнате для гостей, на главном ковре, напоили маковым соком, и он успокоился.

Баджи видела бледное лицо Шамси, закрытые глаза, кровь на бешмете.

«Это за то, что хотел убить Юнуса!.. — подумала она и готова была радоваться, но вдруг вспомнила отца — каким тот лежал в мертвецкой, — и ей стало жаль Шамси. — Неужели и он умрет?»

— Ничего, дядя, ты скоро поправишься! — прошептала она ласково, тронув его за руку.

Шамси открыл глаза.

— Уйди вон… Собачья дочь… Это все мутит ваше отродье… — вымолвил он, едва шевеля губами, но Баджи поняла все.

«Он ненавидит меня и брата, он враг наш — пусть сдохнет скорей!» — подумала она, вспыхнув страстной ненавистью, и отошла от Шамси.

И вслед за тем резкий свист пронесся над домом Шамси, над кривым переулком, над старой Крепостью. Это с военных кораблей открыли огонь по мятежникам.

— Теперь всем нам смерть… — пробормотал Шамси и снова впал в забытье.

Женщины заголосили.

«Я не умру меня спасет брат, он сказал, что вернется», — думала Баджи, глядя на плачущих женщин, прислушиваясь к орудийным выстрелам…

Настал решительный час — советские части при поддержке огня с кораблей перешли в наступление по всему фронту.

Падали с крыш вооруженные с ног до головы мусаватисты, глухо шлепались о мостовую; прятались за трубами и выступами, отстреливаясь, сползали на задние дворы, уходили в тыл.

Вскоре советские части заняли ряд улиц, взяли с бою один из опорных пунктов врага — гостиницу «Метрополь», вышли к стенам старой Крепости и к прилегающему к этим стенам зданию Исмаилие, к штабу «дикой дивизии» — оплоту мусаватского мятежа.

Из узких бойниц старой крепостной стены, из окон и с крыши Исмаилие мусаватисты снова открыли огонь по наступающим. Красногвардейцы и дружинники-большевики открыли ответный огонь. Затрещали пулеметы, установленные смельчаками-гвардейцами на виду у врага, против Крепости и Исмаилие.

К крепостным стенам вышел и Газанфар со своим отрядом.

Оставив позади себя баррикаду, с возгласом: «За власть Советов!» — Газанфар ринулся вперед, к крепостным стенам. Его высокая фигура, казалось, привлекла внимание мятежников — они усилили огонь.

Стреляли винтовки, отнятые мусаватистами у солдат русской армии, возвращавшихся с турецкого фронта на родину, и тайно доставленные в Баку; стреляли турецкие ружья с кинжальным штыком, скупленные в районах военных действий; стреляли тяжелые устаревшие широкоствольные берданки и даже дробовики, с какими ходят на мелкую дичь. Все пустили враги в ход, но теперь уже ничто не могло остановить натиск советских частей.

И видя, как вслед за Газанфаром устремились красногвардейцы, красноармейцы и дружинники-коммунисты на штурм стен Крепости, старых, толстых стен, которые вросли в землю и преграждали сейчас путь к новой жизни, — устремился на штурм этих стен и Юнус…

Решительное наступление советских отрядов внесло трах и смятение в лагерь мятежников. Помощь из окрестных селений и из Дагестана, на которую рассчитывали мусаватисты, не приходила, сопротивление их слабело. К полудню они предложили советским частям начать мирные переговоры.

Абдул-Фатах в числе других мулл разъезжал с белым флагом на фаэтоне, уговаривал непримиримых прекратить стрельбу — каждая капля крови правоверных дорога. Разве он не был всегда против вооруженных столкновений? Разве не читал проповеди по пятницам во дворе большой Таза-пир-мечети о мире и дружбе среди людей?

Хабибулла внезапно куда-то исчез…

Комитет революционной обороны предъявил мятежникам ультиматум: безоговорочно признать власть Бакинского совета, сдать оружие, вывести из города «дикую дивизию», открыть железнодорожный путь в обе стороны от Баку. Разгромленные контрреволюционеры вынуждены были принять ультиматум, и вслед за тем военные действия в городе прекратились.

Юнус поспешил вглубь Крепости — сейчас он заберет сестру с собой.

Стремясь сократить дорогу, Юнус двинулся по одному из узеньких, стиснутых домами проходов, какими изобилует Крепость и где с трудом могут разойтись два пешехода.

Едва он дошел до середины улички, как вдруг что-то низверглось на него с крыши дома. Юнус рванулся в сторону, прикрыв голову руками. Большой кусок карниза свалился ему на ногу.