Младшие братья

Отстойник оправдывал своё название хотя бы тем, что сюда «стекались» существа, не желавшие жить в мирах, построенных для них криссами. Отстойник был огромен. Никто из новых знакомых Максима не доходил до его края, никто не поднимался до самого верхнего яруса, не видел солнца и неба. Несомненно, все эти хитросплетения труб, шлангов, канатов, сосудов всевозможных форм и цветов были единым механизмом, собранным не из металла и пластика, а из чего-то, весьма напоминающего живую плоть, кожу и кости. Но всё же это была машина, что-то производящая, что-то перерабатывающая. Понять, для чего она предназначена, кто и когда её создал, а главное — где находится Отстойник, было невозможно. Оставалось только догадываться. И догадки эти Максиму не нравились с каждым днём всё сильнее. Он сумел сбежать из Вирии, но оказалось, что он поменял одну тюрьму, на другую. Комфортабельную, благоустроенную, полную развлечений — на непонятную и опасную.

Да, жизнь в Отстойнике кишела опасностями. Главной из них были сами «внутренности» этого мира. Как они растворяют органику, Максим видел собственными глазами. Кроме того, антигравитационные площадки могли внезапно «сломаться» и расплющить ступившего на них бедолагу, «верёвки» и «канаты» — пропустить ток в миллионы ампер. И даже излучающие микроволны керамические лепестки с одинаковым успехом поджаривали и кусок мяса и того, кто это мясо планировал съесть. Очень скоро Максим понял, что любой шаг, любое неверное движение в этом лабиринте могут стоить жизни. Особенно новичку. А он был новичком, ничего не знающим, ничего пока не умеющим. К тому же опасности таил не только сам лабиринт, но и его обитатели — стаи разнообразных паразитов, питающихся либо выделениями полуживых машин, либо друг другом. И разумные существа ничем не отличались от всех прочих, были точно такими же паразитами.

Племя жило по законам каменного века, то есть боролось за существование сто часов в сутки. Каждый его член обязан был вносить свою лепту: охотиться, искать водопои, готовить пищу, защищать гнездо или поддерживать его в чистоте. Максим был достаточно силён, у него имелось оружие, — естественно, что он стал охотником, как Ильма и Зира. Его такая работа вполне устроила. Но не дичь он искал в каждодневных походах по Отстойнику. Он искал дверь. Благо, как та должна выглядеть, он теперь знал.

И на девятый день он нашёл… Но к сожалению, нечто совсем иное.

На охоту в тот день они шли втроём: Максим, Зира и Гундарин, — кто-то их коротышек всегда сопровождал новичков-людей, чтобы те не потерялись и не сунулись, куда не следует. Отчасти это было хорошо, отчасти — наоборот. Гундарин сперва болтал без умолку, распугивая добычу. А когда устал, начал скулить.

— Макс, ну давай передохнём? Ну хоть немножечко! Вот, вот — гляди, какое хорошее место для привала. Замечательное место. Мягкое, тёплое, безопасное. Попа сама собой сесть хочет. Вот, смотри, уже села!

Не дожидаясь разрешения, он спрыгнул с мостика на висящую в нескольких метрах под ним громадную розовую «дыню».

— Идите сюда, не пожалеете!

Максим оглянулся на Зиру, та лишь руками развела. Спорить с коротышкой — только время терять. Пришлось подчиниться, спрыгнуть на действительно мягкую и упругую, как резиновый матрац, поверхность «дыни».

— С тобой не охота, а суета одна получается.

— Не боись, Макс, я тебя в самые охотничьи места проведу. Там зверья — стрелять не перестрелять!

— И где это?

— А вот сейчас посидим и пойдём. Прямо по мосту, потом вниз…

— Вниз?! Какого же мы сюда карабкались?.. — Максим хотел было высказать всё, что думает о проводнике, но только рукой махнул. Спросил: — Гуня, а вверх ты высоко поднимался?

— Ещё бы! Да я… — коротышка осёкся. Сердито уставился на Максима: — Как ты меня назвал? Моё имя — Гундарин-Т’адин! Знаешь, сколько мне лет, малец?

— Во-первых, я не малец, а на две головы тебя выше. Во-вторых, я же не требую, чтобы меня называли Максимом Волгиным. Раз я Макс, то ты — Гуня.

— Да ежели ты ещё раз посмеешь назвать меня этим прозвищем… — коротышка вскочил, подбежал к нему. Глаза выпучил, уши встопорщил, ударил себя кулаком в грудь: — … то я, я…

— Гуня, — улыбаясь, повторил Максим.

Коротышка глубоко вдохнул. Постоял, почесал ухо. Выдохнул и кивнул:

— Так и быть, разрешаю.

И тут где-то неподалёку сухо треснуло.

Звук был тихий и не казался опасным. Но он не походил на шорохи и бульканье Отстойника. Только одна вещь могла издавать такой звук. И эта вещь покоилась за поясом у Максима.

Он быстро переглянулся с Зирой. Опустился на четвереньки, пополз туда, где бок «дыни» круто уходил вниз.

Снизу штуковина, на которой они сидели, густо обросла шарами, «сосисками», шлангами разной толщины и формы. И в самой гуще этого хитросплетения шевелилось существо. Рассмотреть его в таком ракурсе Максим не мог. Но цвет существа был ему хорошо знаком. Синий.

— О, ещё одна! — радостно воскликнул Гуня. Покосился на Максима, спросил: — Или самец? Как вы по цвету-то различаетесь?

Существо услышало возглас, резко выпрямилось, запрокинуло голову. Толстая усатая харя расплылась в улыбке: