Младший брат

...трудится над составлением монументальной истории... сам президент республики Петр Евсеич Лапочка... расхаживает по своему скромному кабинету дергачевский мечтатель... на старенькой подводе в Набоковский лес... Гикнет удалой Колька Звонарев, свистнет... ан знаком Николай и с председателем... Федей Моргуновым... Но суха теория, вечно зелено лишь древо жизни... то-то радости будет путешественнику! »

Глава четвертая

Мудрено ли потеряться в огромном московском метро, среди мраморных колонн, патриотических мозаик и пустотелых бронзовых статуй? Вот и отбился от группы седенький мистер Грин, до вечера проблуждал по образцовому коммунистическому городу и разве что не бросился на шею своему гиду, когда тот вышел из глубин ресторана и велел швейцару пропустить оголодавшего иностранца. «Где я только не побывал сегодня, мистер Марк, — на застиранную белую скатерть веером легла дюжина фотографий,—а до гостиницы таи и не добрался... Вы не сердитесь? Смотрите, какие красивые кондоминиумы возле польского посольства. А милиционер почему-то очень сердился, когда я фотографировал. Там кто живет?» «Члены правительства»,—просветил его Марк. «Нет, вы ошибаетесь,—ввязалась Хэлен, вытирая салфеткой губы, — в Советском Союзе нет привилегий для правящего класса». Рекою лилось липкое узбекское вино, принесли и зеленый чай в позолоченных пиалах, и пьяненькая миссис Яновская, достав из сумочки купленный в «Березке» расписной платок с каймой, уже порывалась пуститься в пляс под разухабистую музыку из соседнего общего зала. Все веселились, один Марк томился, развлекательные свои и иные обязанности выполнял спустя рукава. Даже когда Руфь пошла красными пятнами, доказывая кому-то, что магазин вроде «Березки» просуществовал бы в Нью-Йорке часа два, не больше, — студенты бы все витрины камнями расколотили,—переводчик группы № 169 пренебрегал идеологической своей обязанностью разъяснить и вправить мозги: знай попивал свою водку да помалкивал.

—А я в этом магазине отличную книжку купила.— Клэр протянула Марку синенький томик Мандельштама. — Даже два экземпляра.

— Ого! — очнулся Марк. — Как же я сам не заметил?— Он на самой нижней полке стоял, да другими книгами заставлен. И продавать сначала не хотели — у нас, мол, всего несколько штук, отпускаем только по предварительному заказу из посольства...

— Ловко. А читала ты его?

— У меня есть трехтомник дома, — она смутилась, — но с языком проблемы. Копаюсь, копаюсь, а понимаю едва половину.

— Русский у тебя безупречный.

— Ладно, обойдусь без твоих комплиментов. Слушай, а в обычных магазинах, не в этой гнусной лавочке, он есть?

В лучшей в городе «Березке», напротив Новодевичьего монастыря (славно поработали ребята из стройбата — никаких следов не осталось от злополучных надписей), американцы битый час облюбовывали свои янтарные бусы и палехские шкатулки, приценивались к каракулю, грампластинкам и французским духам, запасались цивилизованным спиртным и сигаретами по небывало низким ценам. Марк покуривал в сторонке, разъясняя Коганам, что курс доллара снова упал, вчера еще все тут было на три процента дешевле. Нагружались товаром ко всеобщему удовольствию, а по выходе на улицу случилась неприятность, нежелательное, так сказать, столкновение двух миров.

— Мы только посмотреть, дедушка, — в голос твердили обе глупые провинциалки, нимало не смущаясь своими резиновыми сапогами и одинаковыми жакетками черного плюша.— У нас этой валюты сроду не водилось.

— И нечего смотреть! — отбрехивался швейцар. — Тут только для иностранцев. Валите, а то милицию позову.

Вытолкал могучий унтер-офицер отсталых баб на улицу, достал пластмассовый судейский свисток — и дали деру нарушительницы спокойствия. Марку-то что, а жители города Желтого Дьявола как-то разом поскучнели, перестали хвастаться друг другу фанерными балалайками и деревянными медведями. Только чета Файфов, которая весьма выгодно приобрела барашковую шапку пирожком, все передавала ее из рук в руки, щупая шелковистый мех и любуясь его блеском на июльском солнце.

— Нет, дорогая Клэр, нет.

— Но...

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Сначала поэта убили, потом продают его стихи иностранцам. Водки хочешь? Зря. Хочу тебя предупредить, что в наших разговорах я не буду изображать из себя служащего Конторы. Можно? У меня этот обезьяний цирк уже вот где сидит. — Он поднес руку к горлу. — Скажу по секрету: я нормальный человек, точно такой же, как вы, случайно ставший профессиональным болтуном. А насчет Мандельштама...—Он вспомнил слова Струйского.—На черном рынке, пожалуйста. Семьдесят рублей. Или шестьдесят.

— Ты не откажешься взять у меня одну?

— Почему нет? Беру же я виски, сигареты, чуингам и прочее.

— Хоть бы спасибо сказал, — обиделась Клэр.

— Спасибо. Не сердись, я правда ужасно рад. Андрею подарю — он прыгать будет от восторга.

— Кто такой этот Андрей?