Младший брат

– Будь к отцу снисходительнее, – сказала мама однажды вечером, когда я вернулся из школы. В последнее время она старалась как можно больше работать из дома. Мама внештатно сотрудничает с британским посольством. Она специалист по релокации, помогает тем, кто приехал из Великобритании, обустроиться в Сан-Франциско. Ей пишут растерянные британцы со всех уголков страны, впервые столкнувшиеся с тем, какие, оказывается, странные люди мы, американцы. И мама отвечает, объясняет им, что к чему и как с нами, странными американцами, общаться. Говорит, что из дома ей работается гораздо лучше, потому что не надо встречаться с американцами и разговаривать с ними.

Насчет британцев я не питаю никаких иллюзий. Америка, конечно, пытается выбросить в мусор свою Конституцию всякий раз, когда какой-нибудь джихадист кинет на нас косой взгляд, однако, как я узнал в десятом классе, готовя проект по обществознанию, у англичан вообще никакой Конституции нет. Зато есть масса безумных законов, от которых волосы встают дыбом. Например, тебя могут бросить на год в тюрьму, если власти уверены, что ты террорист, но не имеют веских доказательств. Откуда они взяли эту свою уверенность, если не могут ничего доказать? Им что, в страшном сне приснилось, что ты совершаешь теракт?

А слежка в Британии такая, что мы, американцы, по сравнению с ними жалкие салаги. Каждый лондонец попадает в прицелы камер примерно по 500 раз на дню, когда просто ходит по улицам. На каждом перекрестке в стране фиксируют номера проезжающих машин. Всякая сошка, от банков до общественного транспорта, с энтузиазмом отслеживает каждый твой шаг и кляузничает, если ты вызываешь хоть малейшие подозрения.

Но мама смотрит на это иначе. Родители увезли ее из Великобритании, еще когда она училась в школе, и здесь, в Америке, она так и не почувствовала себя как дома, даже при том что вышла замуж за парня из Петалумы и вырастила сына. Для нее Америка – это всегда страна варваров, а Британия – дом родной.

– Мам, он ошибается. Кому, как не тебе, это понимать. Все, благодаря чему наша страна стала великой, пущено под откос, и он радостно летит туда же. Разве ты не заметила, что до сих пор не пойман ни один террорист? А папа только твердит: «Нам нужна защищенность». Неужели не понимает, что почти никто из нас не чувствует себя защищенным. Наоборот, мы постоянно ощущаем себя под угрозой.

– Маркус, я все это понимаю. Поверь, я совсем не в восторге от того, что происходит в стране. Но твой отец… – Она запнулась. – Когда ты после взрывов не вернулся домой, он подумал…

Она встала, налила себе чаю – как делала всегда, когда смущалась или была не в своей тарелке.

– Маркус, – сказала она. – Маркус, мы думали, что тебя уже нет в живых. Понимаешь? Мы много дней тебя оплакивали. Представляли, что ты, разорванный в клочки, покоишься на дне океана. Что ты погиб только потому, что какому-то мерзавцу ради какой-то своей гадкой цели вздумалось уничтожить сотни незнакомых ему людей.

До меня стало медленно доходить. Нет, я, конечно, и раньше понимал, что они волновались. При взрывах погибло много народу – по последним оценкам, около четырех тысяч, и почти у каждого были знакомые, которые в тот день не вернулись домой. В моей школе пропали без вести два человека.

– Твой отец был готов на все. Попадись кто-нибудь под горячую руку – убил бы. Он был сам не свой. Ты его таким никогда не видел. И я не видела. Словно обезумел. Целыми днями сидел за столом и ругался. Как сапожник. Я от него таких слов никогда не слышала. А однажды, на третий день, кто-то позвонил, он думал, что это ты, но, оказалось, ошиблись номером, и он швырнул телефон с такой силой, что разбил вдребезги.

А я-то не понимал, почему в кухне новый телефон.

– В твоем отце что-то сломалось. Он тебя любит. Мы оба тебя любим. Ты для нас важнее всех на свете. И кажется, ты сам не понимаешь этого. Помнишь, когда тебе было десять лет, я надолго уезжала домой в Лондон? Помнишь?

Я молча кивнул.

– Маркус, мы были на грани развода. Теперь уже не имеет значения почему. У нас просто наступила черная полоса. Такое случается, когда любящие люди на несколько лет перестают уделять внимание друг другу. Он приехал, забрал меня, уговорил вернуться к тебе. Нам было невыносимо думать, что мы можем причинить тебе такую боль. И мы снова полюбили друг друга – ради тебя. И сейчас мы вместе, потому что у нас есть ты.

В горле застрял комок. Я этого не знал. Никто мне никогда не рассказывал.

– Вот почему сейчас твоему отцу очень тяжело. Он не такой, каким был всегда. Пройдет время, и он вернется к нам, снова станет человеком, которого я люблю. А до тех пор мы должны относиться к нему с пониманием.