Млечные муки

Однажды в автобусе

И все-таки благодаря вмешательству высших сил и покровителей Никите удалось сыскать работенку, хотя амплуа кочегара и не приносило особого удовольствия. Да и денежное довольствие и содержание по всем критериям было сдержанным, пусть и регулярным. И сейчас не важно, что престижа в копилку имиджа не падало ничуть. Ну и пусть! И плевать, что привычный круг общения распался на отдельные персоналии… никто как-то не желает иметь дел с кочегаром. Никому не интересен кочегар. Ведь всем известно, что полезно водить дружбу с человеком из кредитного отдела, способным зажмурить глаза на подлинную платежеспособность и за умеренный otkat продавить да и выдать credit. Хорошо дружить с компьютерными умельцами, готовыми прийти и молча поправить битые реестры. А с кочегара чего взять? Разве что углей для шашлыка. Так ведь весна еще молодая да ранняя, до шашлыков ли? Так уж сложилось исторически, что минимум могущества и влияния у кочегара.

Когда Никита только устроился в котельную, кочегарное ремесло представлялось ему куда более времязанимательным и энергозатратным. На практике все оказалось по-другому: включил себе ноутбук и сиди сторожем огня. Ворочать угли, а как же, приходилось тоже, но в основном по графику, без выдумки. Сменщик всякий раз оставлял за собой целую стопку болванок, напичканных различными программами и утилитами. Колян тоже попал в кочегары из офисных дебрей, но теперь, судя по подборке болванок, вынашивал победоносные планы по триумфальному возвращению назад. Никите в дебри не хотелось. Хотелось чего-то вообще иного, но современность была довольно скупа на альтернативы. Даже думалось, а так ли уж плох такой фрагмент в биографии? Никита как-то сразу рассматривал котельную как творческую мастерскую. Мастерить, собственно, предстояло в собственной голове. Окружающие декорации вполне могли поспособствовать рождению нового цикла стихотворных творений. Но уже по прошествии недели стало очевидным, что натворить ничего толкового здесь не удастся. Жаркая, душная, во многом липкая обстановка ничуть не способствовала стихотворческим прорывам. А вот для прозы здесь в самый раз – место-то прозаичное… Да и времени хорошенько обдумать свое житие и жизнепланы находилось в достатке, а если иметь в виду график сутки через трое, то даже в избытке.

Пришло утро. С минуты на минуту должен был заявиться второй сменщик, здешний старожил и старший кочегар, работающий в котельной сильно дольше коллег, так как живший в соседнем доме и совершенно несклонный к перемене обстановок и слагаемых. Редок случай, когда Никонорыч заступал на смену не навеселе. А уходил, понятно, всегда навеселе. Складывалось впечатление, что он настолько породнился с котельной, что в совершенстве перенял от нее правило поддерживания жизнедеятельности. И если жизнь огня он поддерживал углем, то свою – спиртом: во всех доступных флаконах и форматах. Никонорыч был кочегаром старой школы и на службу ходил без ноутбука. Высокие технологии он считал низменными и неинтересными. А потому и к новой волне кочегаров относился с недоверием, то и дело, норовя дать мудрый совет, или отвесить шутейного пендаля. Но никто никогда не обижался, понимая, что поведение деда обусловлено стремлением передать опыт и сохранить традиции. Однако в последнее время он что-то взял моду запаздывать, в результате чего Никита несколько раз уже не поспевал на первый автобус. На сей раз, правда, Никонорыч завалился неожиданно вовремя, даже раньше нужного, но и степень его оживления была выше обычного. Судя по всему, он и не ложился. «Ладно, Парамоныч, давай, до пятницы, забирай тут свои железяки… и Коляну передавай, чтоб не оставлял тут, а то поломаю ненароком», – отправлял старожил своего партнера по бизнесу в добрый путь.

На улице было неприлично прохладно, сыро и серо. Туман буквально бросался в глаза. Сквозь него смутно просматривались серые бетонные заборы, заботливо укрытые колючей проволокой. В невидимых домах через окна кое-где просачивался желтоватый свет кухонь. Казалось, все боги и полубоги безвозвратно оставили и покинули этот грустный мир. Или, возможно, окончательно обосновались в каких-то других краях. А, впрочем, не стоит забывать, что серые заборы, серые постройки, серые пристройки – это творение рук человеческих, устроенные под их эстетические запросы, а затянувший обзор туман – лишь воля случая. А, значит, и накатывающие в подобных ситуациях мысли о богооставленности наших мест, видимо, игра сознания и минутная слабость.