Млечные муки

Автобус сбавлял обороты до тех пор, пока окончательно не встал у обочины. Кондукторша, не раскрывая деталей, отдала приказ покинуть салон транспортного средства, давая понять, что автобусу с пассажирами дальше не по пути. Ищите новый. Ничего по-прежнему толком было не ясно. Кроме того, что в кабину проник некий лже-водитель – самозванец. «Неужто карманник, – мелькнула догадка в голове Никиты. – Хотя нет, это вряд ли, вряд ли… стихия карманника быть вместе со своим народом, а этот… человек-загадка, да и только…».

Двери распахнулись. И пассажиры, негодуя и высококачественно бранясь, прикидывая риски не успеть, вываливали наружу. Значительная часть публики немедленно бросилась ловить попутки и маршрутки, кое-кто активным шагом устремился к следующей остановке, лелея мечту выбраться отсюда любой ценой, но многие все же остались возле автобуса, желая знать, что там за зверь такой затаился в личном кабинете водителя.

Кондукторша барабанила в дверь, подбадриваемая возгласами благодарных зрителей. Водитель, видимо, пригнулся, а потому личность его до сих пор оставалась инкогнито. Наконец-то дверь отворилась. На землю спрыгнул смущенный подросток, на вид лет пятнадцати от роду. Подняв глаза и поняв, что народ желает признаний и откровений, он лишь сбивчиво изрек: «Я это… батьку прикрываю… Запил он вчера, попросил до обеда подменить…». Разинтригованная публика принялась расходиться, попутно обсуждая происшествие. Кто весело хихикал, кто сокрушенно покачивал головой. Самые разные реакции вызвала ситуация, но нужно было как-то жить дальше и спешить по делам. Кондукторша отчитывала подростка, но тот, казалось, думал только о том, что батяня все равно не поймет и даст волю ремню.

Теперь Никита принял решение дойти уж до дому пешком. Тут если дворами срезать, то нормально получается – минут пятнадцать, если без приключений. Проходя мимо круглосуточного суперларька, он вдруг внезапно осознал, как остро хочется ему кефиру с лимонным рулетом. Стоя у прилавка, Никита по привычке похлопывал себя по карману. Одна проблема – кошелька в нем не было.

Как не было никакого кошелька и во всех остальных вместе взятых карманах. «Вот скотина», – не слишком, впрочем, огорченно, подумалось ему. А никаких денег все равно в кошельке ведь не было, а носил он его как-то инерционно, по привычке с тех времен, когда там еще водилась наличность. Нынешние же сбережения вполне просторно умещались в заднем кармане джинс. Остальные – на пластиковой карточке, запертой дома. В кошельке, правда, валялась кое-какая мелочь и парочка уже ненужных визиток, да невелика потеря, чего там. Никита живо представил физиономию дуралея-карманника, жадно раскрывающего его лопатник и находящего там форменную издевку – фигу, зеро. От подобной мысли отчего-то сделалось даже теплей. Сам кошель разве что жалко.

Прикупив желанный кефир и лимонный рулет, Никита побрел сонными тропами в свой район. В голове плутали разные мысли насчет того, что будет завтра. А пока что испытание жизнью – всем деньгам назло – продолжалось в бесплатном режиме. Вот и рассеянный туман уже сдавался на милость очередному вторнику.

Лет семь

При слове «школа» в уме мигом всплывали многослойные картинки разного качества из лохматого прошлого. Именно школа собирала их в одно. Школа не в качестве типовой постройки-коробки как образовательного учреждения, а, скорее, как отрезок жизни или состояние ума, безвозвратно утерянное, словно смутное воспоминание из прошлой жизни. В первую очередь припоминались различные анекдоты и приколы из школьной жизни, которых с лихвой хватило бы на специальный выпуск журнала «Анекдоты, приколы, байки, сканворды, афоризмы, гороскопы всего за десяточку». Но как забыть и то щемящее чувство, когда начинают просить к доске? Хорошо еще если наугад, будто в морском бое, тогда есть шансы уцелеть, но вот когда волна идет по ряду и с каждой минутой все приближается, вот тогда-то становилось достоверно остро и стремно. И как спасителен в такую минуту бывал звонок. И если после перемены намечалось продолжение той же экзекуции, то всегда можно было сказаться больным, или просто беспричинно уйти домой, чтобы так и не сказать им ничего.