— Не тужи, в тесноте — не в обиде. Тебя на раскладушку положим, кухня у нас просторная, а душа — и того шире.
Настя тут же подхватила слова мужа:
— Ой, что вы, дорогой Мансур, если вспомнить, как жили в войну, теперешняя квартира наша — райский уголок! Целых два года в землянке провели, а потом, помнишь, Гена, уже после войны целых восемь лет ютились в общежитии, в комнатке, где стол да узкая кровать умещались.
— Зато теплее было спать! — хохотнул Орлов.
— Да ну тебя! — зарделась Настя, замахав на него руками, и начала накрывать на стол. Под ее ладной грузноватой фигурой постанывали половицы, посуду она ставила широким жестом, не заботясь, что стук раздается на всю квартиру. Гордо вскинутые брови, порывистые движения, уверенные шаги выдавали в ней довольную своей небогатой жизнью хозяйку.
Сыновья Орловых притихли в своей комнате. Орлов подмигнул жене:
— Ставь, Настенька, тот НЗ на стол. Сама понимаешь — случай особый!
— Будто нельзя без него... — нахмурилась хозяйка, но видно было, что и сама о том же подумала.
— Я — пас! — Мансур отодвинул рюмку.
Орлова это не удивило. «Ну что же, нам больше достанется!» — улыбнулся он и кивнул жене. Но, как понял Мансур, ни сам Геннадий Петрович, ни тем более Настя — люди, не падкие к выпивке, а выставили бутылку скорее из уважения к гостю да чтобы не ударить лицом в грязь. После одной рюмки оба они о водке забыли, увлеклись разговором.
Настя с шестнадцати лет была связной у партизан, родителей ее убили немцы, и единственный брат погиб на фронте. Сам Орлов к началу войны работал помощником машиниста и потому в армию не призывался, но потом, когда немцы заняли Смоленщину, ушел в партизаны. Рассказывали хозяева о себе, а Мансур думал о том, что по всей стране не найти семьи, которой не коснулось бы обжигающее пламя войны. Вот и Настя, будто услышав его мысли, проговорила со вздохом:
— Как вспомню то время, гляжу на детей своих и с ужасом думаю: лишь бы снова не было войны. Ведь чего только не пережили... — А как узнала, с какими заботами заехал в эти края случайный гость, Настя не выдержала, заплакала, закрыв лицо руками: — Боже мой, боже мой!..
— Я сразу понял, что не зря ты поехал в Ригу. Предчувствие какое-то было, — проговорил Орлов, обнимая Мансура за плечи. — Мне и то стало ясно, что парень ты свой, солдатская косточка. Давай, брат, не терять друг друга! Приезжай опять, нас к себе зови...
Утром, когда Мансур собрался на Днепр, Орлова вызвался идти вместе с ним. Было воскресенье, и ему, как он сказал, делать все равно нечего.
Снега в этих местах еще не было. Дороги, совсем недавно размытые дождями, раскисшие и исполосованные колесами, прихватило крепким морозом, и теперь они напоминали плохо зажившие, бугристые шрамы от ран. От голой земли веет холодом. Резкий северный ветер гонит по полям убитую морозом листву, станционный мусор.
...В июле сорок первого поля эти изнывали от душной, иссушающей жары. Вырвавшись из окружения, полк Мансура отступал в поисках дивизии к Смоленску. Правда, даже в ту гибельную пору никто из солдат и командиров не считал этот спешный марш-бросок отступлением. И потеря связи с другими полками, и чуть было не захлопнувшаяся вражеская западня, и первые убитые и раненые — все казалось временным, случайным. Разыгравшиеся по всему огромному фронту трагические события не могли привидеться нашим бойцам даже в горячечном сне.
Наспех соорудив плоты, полк переправился на противоположный берег Днепра и в полукилометре от станции Гнездово расположился на отдых. Уставшим до изнеможения бойцам было приказано выстирать пропахшее потом, грязное белье и обмундирование и только после этого разрешено отдыхать. Вскоре полк спал мертвым сном.
До полудня все было спокойно. Отдохнувшие, впервые за последние дни сытно поевшие, бойцы чистили и заряжали оружие, приводили в порядок амуницию. И тут на станцию, на которой скопилось около десятка эшелонов, налетели немецкие самолеты. Над Гнездовом поднялся ураган огня, оглушительно рвались бомбы, взлетали в воздух разбитые вагоны. Беззащитная станция корчилась и погибала в пламени. Было ясно, что теперь пойдет в наступление фашистская пехота.
Вскоре разведка донесла, что к станции приближается колонна танков. Полк занял оборону.
Немцы, по-видимому, не думали задерживаться здесь, а рассчитывали прорваться к Смоленску, поэтому танки продолжали идти походным маршем. И тут батареи полка открыли огонь. Стройный, гибкий железный строй заметался, с опозданием разворачиваясь для боя, но было поздно. Многие танки окутало жирным дымом и пламенем, другие начали стрелять по залегшим цепям полка. Подоспевшая к месту сражения на машинах немецкая пехота бросилась в атаку.
Целые сутки шел бой. Полк отступил к Днепру, но когда к нему присоединилась какая-то часть, вырвавшаяся из окружения, вновь выбила противника из Гнездова. Убитым и раненым не было счета...