Млечный Путь, 2012 № 01 (1)

Повесть Лема «Футурологический конгресс» (1971) тоже была написана задолго до киберпанка: виртуальная реальность вытесняла реальную действительность, как и у Дика, посредством химии – только не на уровне отдельно взятой личности, а в глобальных масштабах. В воздухе интенсивно распыляли особые вещества, отчего восприятие мира жителями мегаполисов сильно корректировалось. Пресловутый «эффект Матрицы» у Лема достигался безо всякой Матрицы, при помощи одних только мощных галлюциногенов. Промозглая погода казалась солнечной, пожилые инвалиды – молоденькими крепышами, ржавые остовы машин – машинами настоящими, брюква – икрой и фуа-гра. Протез реальности был так хорош, что проводников, неловко возвращающих людей из сна золотого в промозглость и разруху, ненавидели, как врагов. И желали обратно, в сон…

Майкл Крайтон, живой классик сразу нескольких жанров, мог бы, пожалуй, оттеснить Гибсона с пьедестала – кабы не так отвлекался в своих многочисленных романах на динозавров, орангутангов, самолетостроителей, водолазов и пр. Дело в том, что еще в своей давней книге «Человек-терминал» (1972) он походя коснулся темы сращивания живого с неживым и опасных последствий оного. Заметим попутно, что и в последующие десятилетия писатель не раз обращался к той же теме – например, в романе «Разоблачение» (1993). Там, правда, на первый план для автора выходила вывернутая наизнанку проблема sexual harassment, поэтому на фантастическом гаджете – «виртуальном коридоре» в киберпространстве – писатель не сосредотачивался, оставляя другим право развивать и совершенствовать его выдумку. В дальнейшем же писатель шел своим путем, как бы не замечая существования Стерлинга и Гибсона. Скажем, в сравнительно уже недавнем кибертриллере «Рой» (2002), где вовсю буйствовал механический недоразум, Крайтона больше всего занимали не технологические подробности катастрофы, но эгоизм военных (желающих любой ценой получить эффективные разработки), слепая жадность корпораций (согласных спроектировать все-что-угодно) и безответственность высоколобых исполнителей проекта (готовых на все ради «хорошей физики»). Между тем певцам нанотехнологий – нынешним и грядущим – невредно было бы прочесть эту книгу и осознать, что, распиливая упавшие с неба неслабые госинвестиции, можно ненароком сотворить такого монстра, который выйдет из-под контроля…

Однако вернемся к «чистым» представителям жанра и заметим, что не кибернетикой единой жив киберпанк. Второй из основателей жанра, Брюс Стерлинг в романе «Схизматрица» (1985) добавил к железкам еще толику генной инженерии – в ту пору абсолютно фантастичной. «Передний край генных технологий захватили Черные Медики – экстремисты с комет и Колец Урана, а также пышным цветом расцветающие постчеловеческие общины типа Метрополярии, Кровавых братьев и Эндосимбиотиков. Они сбросили с себя все человеческое, как околоплодный пузырь», читаем в «Схизматрице». Тому, кто открыл книгу наугад, трудно отделаться от желания заменить в слове «Schismatrix» вторую литеру «s» на «z», чтобы название звучало как «Шизматрица». Однако мир, описанный в романе, по-своему логичен: просто зиждется на законах, отличающихся от привычных.

Как и в случае с идеями Гибсона, идеи Стерлинга развивались уже в новейшие времена – в интересах фантастико-приключенческого жанра. Прежняя машинерия обогащалась новыми гаджетами, и каждый из них, корректируя картины придуманного мира, все-таки, главным образом, работал на сюжет, обостряя его.

Одним из наиболее наглядных примеров удешевления киберпанка, приспособления его к конкретным нуждам массовых жанров является трилогия Майкла Резника «Вдоводел», «Вдоводел воскрешенный» и «Вдоводел исцеленный» (1996–1998). Примечательно, что на первом этапе своего творчества Резник увлекался, по преимуществу, fantasy, и лишь позже обратился к авантюрной science fiction. Читая трилогию Резника, понимаешь, что шотландскую овечку Долли и немецких романтиков иенской школы с их излюбленным мотивом «вечного возвращения» объединяет революционная идея клонирования. При соответствующей технологии воспроизводства клонов даже безвременная смерть оказывается явлением временным. Сколько ни изничтожай героя, он будет упрямо являться к своим убийцам вновь и вновь: количество клеток, из которых можно лабораторным путем вырастить новую живую особь, почти бесконечно.

В романах Резника описано грядущее, когда изготовление зрелых клонов из материала заказчика чисто технически не составляет большого труда. Суперкиллер, главный герой дилогии, явлен читателям в двух ипостасях. Первая мерзнет в криогенной камере, дожидаясь, пока человечество научится лечить поразившую героя болезнь. Ипостась номер два, выращенную на заказ, автор отправляет исполнять опасные задания – дабы разжиться деньгами, столь необходимыми для дальнейшего сохранения прототипа в холодильнике. Очередному клону приходится вылетать на большую космическую дорогу и с помощью боевого лазера зарабатывать на бессмертие… Все бы ничего, но есть один вопрос, мучительный для каждого генетического двойника героя. Кем же ему юридически приходится тело в морозильнике? Папой или братом? Братом или папой? От прямого ответа политкорректный фантаст уходит. Клон его разберет кем.

В романах Резника, однако, психологическая проблематика третьестепенна, да и футурологическая составляющая – лишь дань условностям жанра. Иные наследники отцов киберпанка оказались не столь расточительны. Взяв на вооружение гаджеты, авторы создают произведения, в которых психология персонажей в значительной степени определяет развитие сюжета, а задействованные технические новинки способны реально изменить самые основы мира.

Так в мире фантаста Ричарда Моргана – автора романов «Видоизмененный углерод» (2002) и «Сломанные ангелы» (2003) – человеческая оболочка не константа. Люди открыли новые свойства углерода и теперь можно без хлопот «перегружать» сознание из одного тела в другое. Господа побогаче получают вечную жизнь, оплачивая перемещение из тела в тело. Мало того, этих толстосумов нельзя даже убить окончательно, поскольку копия их мозга содержится в специальном хранилище, а информация раз в двое суток обновляется. Поэтому «убитый» будет восстановлен, потеряв лишь 48 часов. Морган конструирует жутковатую реальность, где кончина временна, где главное наказание – не смерть, но пытка, и где на свалке можно приобрести пару килограммов живых душ, заключенных в стальные цилиндрики, воплотить их в дешевые синтетические тела и пустить в оборот. Словом, как говаривала мумия из первого фильма «Мумия»: «Смерть – это только начало…»

Романы Моргана – не худшая инкарнация изначальных идей киберпанка. То же можно сказать и о романе Дэвида Брина «Глина» (2002), произведении не только приключенческом, но и социально заостренном. Согласно Брину, генная инженерия перевернула многие привычные представления; развитие общества сменило вектор. Если у Моргана и Резника клонирование самих себя – удел граждан с кое-какими деньгами на счету, то в романе Брина изготовление личных копий поставлено на поток. У каждого представителя среднего класса есть дома «мини-пекарня», в которой можно за пару часов изготовить свой слепок и отправить его вместо себя по делам. Можно модифицировать тело – добавить ему жабры или щупальца, если предстоит, скажем, работа под водой.

От живых людей эти существа отличаются исполнительностью и крайней недолговечностью: они живут не более суток, потом возвращаются в прах и глину, из которой созданы. Хозяева-«оригиналы» могут перегрузить память големов в свою и оставить себе их впечатления за день, а могут проигнорировать, если работа рутинна.

«Технология дублирования, – меланхолично замечает рассказчик, – уничтожила профсоюзы, породила массовую безработицу, спровоцировала десяток войн, прекратить которые удалось только ценой неимоверных усилий дипломатов и крупнейших мировых лидеров. И некоторые еще утверждают, что нет такой вещи как прогресс. Прогресс-то есть, с ним бы как-нибудь справиться».

Увы, с прогрессом поделать ничего нельзя – детская болезнь технофобии осталась в прошлом. Адепты киберпанка, в разных его изводах, призывают расслабиться (или напрячься – без разницы) и получить удовольствие от тех странностей, которые ожидают нас впереди. Лучшие книги мастеров жанра – вдохновенный гимн любопытству, которое остается неотъемлемым атрибутом человеческой натуры, даже когда homo sapiens уже не вполне homo.