Крис стояла, прислонившись к стволу дерева, засунув руки в карманы и откинув назад голову. Ее веснушчатое лицо прорезала незнакомая презрительная усмешка, которую ей вряд ли пришлось репетировать дома перед зеркалом, о, эта усмешка выглядела так естественно, так органично. Казалось, ее лицо просто создано для того, чтобы складываться в такую гримасу, капризно выпячивать нижнюю губу, насмехаясь над Ли каждой миленькой веснушкой…
Но, Господи, какая у нее чудесная длинная шея, Господи, подойти бы к ней поближе, положить руки на плечи, отбросить волосы со лба, коснуться капризных губ… Как она красива, Крис, как она близко, как она далеко, «свой парень», лучший друг, нельзя ничего делать, чтобы она не убежала, приходится давиться своим желанием, запирать его в себе, прятать, ведь нежность, в самом деле, мучительна, как ненависть…
— Эй, ты чего застыл?
Голос Рады подцепил его, как крючок рыбу, леска натянулась и потащила обратно, в обычную реальность. Ли, поморгав, обнаружил, что у дерева стоит незнакомая девушка, даже не очень-то похожая на Крис, просто тоже худая, высокая, с взлохмаченными каштановыми волосами. Она глубоко затянулась сигаретой, и мотылек-огонек высветил незнакомые черты.
— Ничего, я — ничего, — сказал Ли и, подумав, обнял Раду за плечи, она не стала сопротивляться, у них будет пятеро детей, минивэн, дом в пригороде, электрический забор, собака, пенсионный план «Мое будущее» и счастливый конец.
Будь он проклят, если еще хоть раз произнесет словосочетание «линия вероятности».
Решено, с сегодняшнего дня он станет совершенно нормальным и обычным, как все люди, следующая таблетка — уже в шумном доме, люди текут вокруг, как вода.
Ли ныряет в них, чтобы стать частью потока, чтобы посмотреть, что спрятано под черными пластиковыми пакетами на головах.
— Истинной же реальностью является Единое, существует его определение на санскрите, оно означает буквально «единственное бытие», только я его не помню, нет, погоди! Сейчас скажу, у меня прекрасная память…
— Э, — протянул кто-то, — чувак, расслабься, я просто спросил, зажигалка есть?
— Нет, — ответил Ли, он очень расстроился, что не может помочь, и сокрушенно развел руками, — мне так жаль, очень жаль, не вру. Знаешь, так Доктор в сериале говорит: «Мне жаль, мне так жаль». У него очень высокий уровень эмпатии. У меня ее вообще нет, но сейчас — есть. Бирюзовая бабочка и оранжевый поцелуй, понимаешь?
— А то, — сказал человек, мелькавший перед глазами, как будто его то включали, то выключали из сети, или Матрица давала сбой. — Слушай, а не угостишь меня бабочками с поцелуйчиками? Хотя ладно, ты же сейчас опять начнешь про бытие загоняться…
Собеседник превратился в пятно, слившееся с остальными пятнами, с которыми Ли пытался до этого поговорить, но они все уходили, не желая его слушать, и колыхались вокруг, как медузы в море. Рада тоже плавала среди них, позабыв про их пятерых детей и электрический забор с собакой. Даже Стэнфорд заметил его только в самом начале, облил пивом, разразился лошадиным ржанием и свалил куда-то, сосаться со своей девицей, травить анекдоты, участвовать в конкурсе пердежа, или чем они тут все занимались, беспорядочно циркулируя по дому.
В другой раз Ли разозлился бы, что все его игнорируют, или решил бы, что их стадо просто слишком тупо, чтобы его понять, но сейчас, с оранжевым поцелуем, растворившимся в его крови, с губами, целовавшими каждую его вену, артерию и капилляр, все было по-другому. Вокруг переливался радужный калейдоскоп, который хотелось любить.
— Любить, — проговорил Ли со значением, — любить. Не нужно думать, что я этого не умею, что я социопат какой-нибудь.
«Конечно, нет», — коротко гоготнул голосок, который постоянно доставал его ремарками такого рода, мерзкий голосок, сочившийся издевкой, как гноем.
— Заткнись! — заорал Ли гневно. — Ты мне надоел, сволочь!
Его вопль никто не услышал. Музыка гремела, заставляя вибрировать стены и воздух, пахнувший выпивкой, потом, гормонами, адреналином.
Внешние раздражители зашкаливали. Люди болтали, смеялись, пели, топали ногами, звенели стаканами и бутылками, засовывали друг в друга языки, людей было так много, что бирюзовой бабочки с оранжевым поцелуем могло и не хватить.
Но третья доза… Неужели, чтобы стать частью людского потока, ему нужна третья доза?!
Этого не потребовалось бы, если бы он не поссорился с Крис, если бы та не послала его куда подальше, не порекомендовала бы ему разнообразить общение, расширить круг знакомств. За каким чертом ему сдался этот круг, когда уже есть человек, с которым он чувствует себя спокойно, с которым они связаны, с которым никогда не бывает плохо, скучно или страшно? Разве кто-то может такого заменить?
— Почему ты меня бросила?! — закричал Ли. — Ненавижу тебя за это!
Он почувствовал такой гнев и отчаяние, что комната дернулась в конвульсии, или сама реальность содрогнулась.
Пол под ногами накренился.