Млечный Путь, 2016 № 02 (17)

— Твои слова очень необычны.

— Я вообще необыкновенная личность. Уникум.

— Я тоже так считаю.

— Неужели?

— Да.

— Пасиб.

— Так что ты подразумеваешь под тем, что «все вокруг ненастоящее»?

— Что вы заладили, как попугай?

— Я уверен, что ты затронул серьезную тему.

— А я сказал, тут нечего обсуждать! Какого хрена вы на меня давите? Это ведь мне решать, о чем говорить?

— Да, решать тебе.

— Ну, и все тогда. Проехали. Конец дискуссии.

— Хорошо, тогда о чем бы ты хотел поговорить?

— Ни о чем я не хочу с вами говорить. У меня от вас голова раскалывается. Как меня все достало! Почему вы не можете оставить меня в покое? Зачем эти выяснения? Тупая байда ни о чем, лишь бы сделать вид, что идет какой-то процесс. Знаете, кто вы для меня? Мозготрах номер пять! Им ничего не светило, и вам ничего не светит, Дэвид. Вы с меня кожу не сдерете, даже не надейтесь. Я успел отрастить себе очень толстую кожу, под которую никому из вас не залезть. И потом, кто вообще решил, что у меня проблемы? У меня никаких проблем нет. Я в порядке. Я ничем не болен. Слышите? Я. Ничем. Не. Болен. С моей головой все нормально! Знаете, чего боится моя мамаша? Что я живу в воображаемом мире. И это дико смешно, просто уссаться можно, как смешно, потому что я в нем действительно живу! И она живет, и вы. Все это вокруг нас — просто чья-то дурацкая фантазия! Абсолютно плоская, как картинка в комиксе. Симуляция действительности. Ваша так называемая объективная реальность — двухмерная, просто никто из вас этого не хочет видеть. А я вижу. Я знаю правду. Это вы себе врете, а не я.

2

— Как ты себя сегодня чувствуешь?

— Нормально.

— Ты выглядишь уставшим.

— А вы — старым.

— У тебя еще были головные боли? За ту неделю, что мы не виделись?

— Не было.

— Это правда?

— «Я лгу = истина».

— Мне жаль, что ты плохо себя чувствовал.

— «Вы лжете = истина».

— Ты продолжаешь считать, что твое благополучие мне безразлично, а я лишь делаю вид, что интересуюсь тобой?

— Мне пофиг.

— Я не смог дозвониться твоим родителям. Насколько я понимаю, они по-прежнему в Гонконге?

— Да.

— Они долго там еще пробудут?

— Долго.

— И что ты в связи с этим испытываешь?

— Ничего.

— Ты сегодня склонен к односложным ответам.

— Я сейчас блевану.

— Ты все-таки плохо себя чувствуешь?

— Перебрал накануне.

— «Перебрал»?

— Чуть больше экстаза, чем обычно.

— Ты принимаешь наркотики?

— Да какой это наркотик? Его в восьмидесятых в клубах продавали. Совершенно легально, между прочим.

— Значит, ты принимаешь «экстази»?

— Больше нет.

— Но принимал раньше?

— Не надо делать такое лицо.

— Какое же у меня лицо?

— Как будто вы во мне смертельно разочарованы. Что я такой слабак, не справляющийся с жизнью, поэтому мне нужны стимуляторы. Ох, видели бы вы себя, умора! Да, принимал, большое дело. Бегите, доносите мамаше с папашей.

— Все, о чем мы говорим здесь, остается в стенах этого кабинета. Ты можешь не волноваться, что я передам твои слова кому-либо.

— А кто волнуется-то? Просто смешно. Предки с детства пичкали меня золдаком и ксанаксом [6] [5], а орать будут как резаные, если узнают. Лицемеры вонючие. Они и от вас того же хотят. Чтобы вы мне транки прописали, и я бы стал спокойный и просветленный, их маленький сраный Будда, не мешал бы им спокойно жить на другом конце земли.

— Да, я знаю, что тебе назначали препараты после твоего… инцидента.

— После моего — чего? Называйте вещи своими именами, вашу мать! Вы же прекрасно знаете, что со мной было. Как будто вам не доложили с самого начала. Это все, что моих предков колышет.

— А ты можешь рассказать о случившемся своими словами? С твоей собственной точки зрения?

— Не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Не хочу.

— Хорошо. Я подожду, когда ты будешь готов к тому, чтобы поговорить о своем срыве.

— О, «срыв», значит? Уже ближе к делу.

— Это, конечно, не клинический термин.

— Конечно. В больнице его назвали «нервным расстройством», я отлично помню. У меня вообще прекрасная память. Что? Что вы так на меня смотрите? Ждете потоков информации, чтобы было, чем поживиться? Как чертов стервятник над трупом.

— Я готов выслушать все, что ты захочешь мне рассказать.

— Ничего я не хочу рассказывать. Можно мне воды?

— Да, конечно.

— Я не собираюсь принимать таблетку от головной боли. Просто пить хочу. Вообще больше никаких таблеток не буду принимать.

— Ты поэтому принял решение завязать с наркотиками? Чтобы не принимать больше химических препаратов?

— Химия — это скука.

— Ты сказал, что принимал раньше «экстази», но больше не делаешь этого.

— Ну, не делаю, и что? Вы же радоваться за меня должны. Не загублю свою цветущую молодую жизнь.

— Я действительно этому рад.

— Ага, до усрачки, по вам сразу видно. Вы, наверное, святой, да, Дэвид?

— Определенно, нет.

— Ну-ка, ну-ка, когда и чем успели нагрешить? Давайте, колитесь, исповедуйтесь святому отцу, святой Дэвид. Я никому не скажу. «Все, о чем мы говорим здесь, остается в стенах этого кабинета».

— В стенах этого кабинета мы разговариваем о тебе.

— Откройте окно, дышать нечем.

— Хорошо, сейчас. Так лучше? Может быть, тебе прилечь?

— Может быть. Не знаю. Ладно, я лягу.

— Тебе нехорошо?

— Мне — зашибись.