Женщина рассказала ему бессвязную историю о том, как сбилась с пути, и умоляла, чтобы Сквидс разрешил ей остаться, пока льет ливень. Сквидс устроил ее поудобнее, поставил перед ней молоко и хлеб. Затем, обсохнув, Сквидс поднялся на чердак. Лежа на импровизированной постели, он прислушивался к звукам внизу, но там было тихо, и, удостоверившись, что гостья и малыш в порядке, он заснул.
Утром Сквидс спустился с чердака и постучал в дверь, но ответа не последовало. "Она устала: пусть поспит", - сказал себе Сквидс. Но внутри было тихо, Сквидс осмелился постучать еще раз, и, так и не получив ответа, открыл дверь. Комната была пуста.
"Она ушла прежде, чем я проснулся", - рассудил Сквидс и принялся за завтрак. Однако вскоре он услышал то, что заставило его застыть в крайнем изумлении. Он не шевелился, пока не услышал звук снова. "Ма! Ма!"
Тогда Сквидс осторожно поднял одеяло, и взгляд его встретился с взглядом младенца. Маленькое существо подняло ручки, улыбнулось и произнесло: "Мо! Мо!".
- Мо! - повторил Сквидс. - Это значит "дурачок". Молока хочет.
Через мгновение Сквидс уже нагревал кастрюльку с молоком. "Наверно, ему понравится сладкое молоко", - подумал он и положил в молоко полную ложку сахара.
Сквидс кормил младенца ложку за ложкой, пока, наконец, тот не оттолкнул ложку толстой ручкой и крепко, но нежно, ухватил Сквидса за длинную и шелковистую бороду, а потом посмотрел ему в глаза, засмеялся и загугукал.
"Кажется, он меня узнал, - подумал Сквидс. - Милый маленький негодяй решил, что знает меня".
И две слезы упали на щеку младенца из его глаз. Сквидс прижался к младенцу лицом и тихо заговорил с ним с неожиданно пробудившимся инстинктом отцовства. Наконец ручки малыша расслабились, веки опустились, и он заснул, а Сквидс стоял и смотрел на него так долго, что забыл о времени.
Так Сквидс получил компаньона. Он так и не узнал, почему мать, если это действительно была его мать, оставила ребенка и ушла. Проходили дни, и Сквидс начал бояться, что мать вернется и заявит права на младенца. Но она этого не сделала.
Сквидс не думал больше о новой доске для пошлин. Он положил ее перед ребенком вместо стола, на которым собрал чудесные игрушки, вырезав их складным ножом.
Сквидс рано обнаружил, что ребенку больше всего нравятся игрушки с колесами, и малыш проявлял удивительную хитрость, располагая их в одному ему понятном порядке. Однажды Сквидс застал его, с удивлением смотревшим на словарь Вебстера, и, боясь шаловливости этих ручонок, Сквидс связал обложки шнурками, позволив малышу играть с книгой. Тогда Сквидс назвал малыша Маленьким Спеллером{3}, и никогда не называл иначе.
Малыш изо всех сил пытался сказать "Сквидс", но мог только шепелявить "Тид", так что Сквидсу стало больше нравиться это уменьшительное имя в произношении ребенка, чем все остальные звуки, которые тот произносил.
- Когда-нибудь мы с тобой прочитаем эту книгу, и я рассчитываю, что мы получим лучшее удовольствие, не так ли, сэр? - говорил Сквидс ребенку, когда тот стал достаточно взрослым, чтобы понимать, и малыш отвечал: "Да, мы будем, Тид".
Так они жили день за днем, Маленький Спеллер был доволен, а счастье Сквидса было безмерно. Это было счастье, о котором он прежде понятия не имел.
Когда малыш подрос, Сквидс сажал его на колено и с помощью словаря Вебстера и новой грифельной доски, привезенной из Хартфорда, учил ребенка буквам.
- Это А, сэр. Посмотри, как я это пишу. Вот так, и линия поперек, и получается А.
Маленький Спеллер рисовал линии и говорил: "Это А, Тид", а Сквидс смеялся и говорил:
- У нас скоро будет доска для пошлин, написанная без ошибок. Я считал это нашей целью и не ошибся.
Однажды Сквидс написал на доске "лошадь", а Маленький Спеллер взял карандаш и набросал лошадь с прямоугольной головой и телом и очень кривыми ногами и сказал: "Нет, вот это лошадь, Тид".
Сквидс взревел от радости и заставил Маленького Спеллера написать слово "лошадь" рядом с рисунком, а затем прибил вывеску к стене над очагом, и когда кто-нибудь приходил, он с гордостью указывал на вывеску, говоря:
- Посмотрите, как Маленький Спеллер пишет "лошадь". Он милый!
Не прошло много времени, когда Сквидс обнаружил, что мальчик и он поменялись местами, ибо учитель становился учеником, а ученик - учителем.
Сквидс отправился в Хартфорд, купил книжку по арифметике, и велика была их радость в размышлениях над тайнами этой книги и их разгадкой.
- Маленький Спеллер, - сказал однажды Сквидс, - ты научился писать, но к арифметике относишься более естественно. Это вне моего понимания. Теперь тебе придется вместо меня рисовать, считать и писать.
То, что у ребенка талант к математике и механике, Сквидс понял, но выразить это мог только словами:
- Он прекрасно пользуется карандашом, красками и складным ножом.
Однажды утром, когда Сквидс открывал шлагбаум, он удивил путешественника, ждавшего, чтобы пройти, который внезапно остановился, глядя на дом. Незнакомец испугался, что сошел с ума или выпил слишком много рома Новой Англии.
Сквидс с торжествующим восклицанием сказал: