Млечный путь

И снова началась длительная осада. Мансур не заходил к Хайдару несколько дней, ждал, надеялся, что сам позовет. А пока наведался в военкомат, ускорил выписку документов для госпиталя. И вот в один из вечеров прибежала к нему мать Хайдара: зовет, мол, сын.

— Думал, гадал и решил ехать, — тихо проговорил Хайдар, пряча глаза. — Попытка — не пытка. Но из-за тебя еду. Сам-то я уверен, ничего не выйдет... А эту чертову птичку сдашь, не то еще возьмет да запоет... — На ладонь Мансура лег маленький дамский пистолет. — Жалко. В госпитале у одного сержанта на часы выменял.

— На кой дьявол он тебе понадобился?

— Интересно же! Красивая штука... Да там почти у каждого был или «вальтер», или «парабеллум». Врачи устраивают шмон, собирают целый арсенал, но не проходит и недели, снова появляются эти, как ты говоришь, игрушки.

Вышло так, что сдавать «кольт» Мансуру было некогда. «Успею», — решил и запер его в чемодан.

В Уфе он задержался на целую неделю. В положенные часы навещал Хайдара, днем слонялся по городу и уехал, лишь окончательно убедившись, что операцию будут делать и начнут готовить больного. Словом, пистолет он сдал дней через десять. Сказал, что свой, Хайдара не назвал.

Между тем весна наконец вошла в свои права. Заметно потеплело, и раны Мансура перестали ныть. В правлении ему предложили место счетовода, но он отказался, подумав про себя, что неплохо бы на это дело определить Хайдара, когда вернется. Сам же напросился в шоферы и начал ремонтировать простоявшую года два в сарае, ни на что не годную довоенную полуторку.

Галиуллин не сразу согласился на это. То да се, мол, ничего с этой машиной сделать нельзя, запчастей нет, давай, дескать, принимай счетные книги. Мансур тоже уперся. Тогда председатель подмигнул Зиганше, любимцу и собутыльнику своему:

— Слышишь, бригадир? Голова у парня варит, хвалю! Хоть старая, а машина ему нужна. Знает, что в правлении много не высидишь, бумагой сыт не будешь! — и расхохотался, хлопнув ладонью о ладонь. — Верно говорю, Зиганша?

— В точку! — поддакнул тот, важно развалясь на старом диване. Сразу видно, не просто бригадир, а советчик и друг председателя. Мансур уже слышал, что он здесь двери ногой открывает.

— А машина — она кормилица. Там подхватил чего, тут кому подсобил... — не унимался Галиуллин. — Но ведь еще надо ее на ход поставить. Получится ли?

— Получится, — ответил Мансур.

— Может, рискнем, а, бригадир?

— Я как член правления и правая рука твоя — за. Сказано же: если душа потребует — человек змеиного яда выпьет, — пустился Зиганша в рассуждения. — Давай, Кутушев, жить и работать сообща, дружно. Мы же фронтовики с тобой! Не чурайся нас. Зашел бы вечером-то домой ко мне. Много ли надо, когда два солдата встречаются. Курочка да чарочка!..

Подленький намек председателя Мансур пропустил мимо ушей, а Зиганшу чуть было не схватил за грудки. Ох, подумал, надо бы бросить ему в лицо, напомнить о встрече под Смоленском, но опять сдержался. Крыть-то нечем. Да и не хотелось ему первый трудовой день в колхозе начинать со скандала. Только с презрением посмотрел на искривленные пальцы Зиганши.

Тот заметил его взгляд, повертел безобразную клешню так и сяк, осклабился.

— Ничего, Кутушев, — проговорил, скрывая тревогу под смешком, — раны украшают воина. Конечно, неудобство есть, бабы иногда боятся, хе-хе... А на фронте после госпиталя был ездовым при роте. Воевал не хуже других и здесь не из последних. Пусть вон председатель скажет.

— Да, Кутушев, этот горазд и языком молоть, и руками толочь. Хвастун, конечно, — это есть, но работник же... Гляди у меня! — шутливо погрозил дружку пальцем.

«Два сапога — пара», — подумал Мансур, вспомнив об их проделках, о чем ему уже говорили в ауле. Плохи дела Куштиряка, если такие люди держат в руках бразды правления и вершат суд и правду.

Со слов Марзии он уже знал кое-что о Галиуллине. Этот толстенький, с заплывшими глазами коротышка лет тридцати пяти после ранения и госпиталя еще в сорок втором году был освобожден от военной службы подчистую. С тех пор и ходит в руководителях. Не беда, что образование всего шесть классов, зато есть сноровка; как говорят в Куштиряке, если надо, воду выжмет из камня. Хитер, увертлив, умеет вовремя поддакнуть и услужить нужному человеку. На первых порах работал в райзо, в райтопе, даже заведующим районо был целый год, но потом, как в старину, послали на кормление в аулы. И Куштиряк уже третий по счету у него колхоз. Вернулся, говорят, домой маленьким, щупленьким человечком — на госпитальных харчах жиру не нагуляешь, а как стал председателем сначала в одном, потом в другом колхозе — и подбородок двойной, руководящий, появился, и живот округлился.

Рассказывала Марзия все это, то смеясь, то горестно вздыхая, а Мансур сердился:

— Что же, свет клином сошелся на таких прохиндеях?

— Будто не знаешь, где были настоящие мужики! Людей не хватало, вот и посылали в колхозы кого попало. Лишь бы хлеб до зернышка сдавал, мясо и масло выжимал из народа. Война!..