— В нашем доме было то, что и в других домах. Мы знали, что немцы обошли нас и двинулись дальше, но все же надеялись, что их отгонят. Все, и наш Кастусь, пошли мобилизоваться, но никого не застали и толпой возвращались назад. На шоссе они подобрали пулемет. Их было человек сорок. Откуда-то появились немцы, залегли вдоль дороги и начали по ним стрелять. Мужчины пустили в дело пулемет. Немцы притихли, и наши с пулеметом вернулись в местечко. Признали, что наш дом стоит в глухом месте, и поставили пулемет у нас, а сами разошлись по хатам. Успокоились немного, и каждый занялся своим, А было среди мужчин человек пять неизвестных, тоже откуда-то возвращались. Один из них побежал к немцам и навел их на местечко и на наш дом. Немцы забрали пулемет и решили, что Кастусь, раз пулемет у него, командир какого-то отряда, и уже было схватили его, но он вырвался и удрал. Где он теперь, неизвестно. Немцы записали и его, и всех нас. Дом наш ограбили дочиста — и одежду взяли и съестное, и сразу же скрылись, прилепив на ворота бумажку с предупреждением, что, если наш Кастусь добровольно не явится к немцам, они сожгут все местечко, а жителей, каждого десятого, расстреляют. Прошло два дня. И как на ту беду, Кастусь вечером вернулся домой. А за нашим домом следили, и его заметили. Ночью ничего не случилось. А утром, попозже, наехало немцев видимо-невидимо. Согнали всех, кто где попался, бургомистр приказ прочитал — выдать всех сумличских коммунистов, а которые были в списке, тут же по фамилиям и перечислили. Вспомнили и Кастуся нашего: мол, и пулемет у него, и отряд организовал. Где он? Кто знает? Мы все стояли в толпе — я, Кастусь и Лиза. Нас как схватили дома, так и пригнали вместе со всеми. «А вот он!» — показал на Кастуся пальцем через головы всех один здешний трусливый дурак. А вокруг толпы немцы с автоматами, как звери, стоят. Кастусь, недолго думая, и махнул через толпу. Все расступились, чтобы ему, значит, проход дать. Но за ним уже гнались два полицая и четыре немца. Он бежал, по нему стреляли, он спрятался в борозду между бураками, Лиза видела. Тогда по всем огородам начали стрелять. Ну тут наши люди врассыпную, кто куда. Мы с Лизой добежали домой, заперли сени и гвоздями забили ворота. Потом вылезли через дыру возле того мертвеца и с тех пор бродим по полю и по лесу. Кое-кто тихонько вернулся в местечко. Где теперь Кастусь, мы не знаем. Может, и он нас ищет, а встретиться так и не удается.
— А где Лиза?
— На улице сторожит, чтобы не нарвался кто. Мы с нею в сумерках пришли домой — может, наш Кастусь, а может, и ты дома. Смотрим, горбыль в заборе приставлен к дыре твоим способом, значит, был ты. А тот покойник лежит, смердит уже. Боже, весь двор запоганит! Мы с Лизой вырыли яму в переулке, лишь бы не в своем дворе, выволокли труп веревкой за ноги и засыпали. Мигом управились.
— А глубоко ли хоть яму вырыли? — с хозяйской озабоченностью спросил Невада.
— Глубоко. Хватит ему… Мы догадались, что ты тут. Где же тебе быть еще… Ну, теперь я пойду подменю Лизу, пусть она поспит хоть на голом топчане, а ты тоже поспи, коль уж захромал, таскаясь.
Она тотчас же скрылась в уличной тьме, высокая, тонкая, в мужской потрепанной свитке. «Господи, да разве я засну», — подумал Невада, быстро следуя за ней. Он уже еле различал ее фигуру, но навстречу ему шла Лиза, почти такая же высокая. И как-то легче стало у него на душе и светлее в глазах. Это была не беспомощная, жалкая девочка, как он представлял, напуганная войной, со страхом тащившая в яму мертвеца… Боже, как он смотрел на нее! Она шла медленно, будто не зная, что он здесь. Казалось, она пройдет мимо. «В кого же ты уродилась такая самостоятельная?» Ведь он не мог видеть и не имел понятия, какой была Олечка, когда жила одна и пахала землю.
— Знаешь что, — обратилась к дедушке Лиза, — спать нельзя, кто-то ходит по огородам, я наблюдала, как он то пригнется, то выпрямится. На улицу он не пошел. Мать стоит возле крайней хаты.
— Ну и пусть себе ходит кто там ходит!
— Так ведь мы же отца ждем. А может, это он.
Это был и в самом деле он. Вся семья собралась вместе. Кастусь Лукашевич и не рассчитывал на такую удачу. Вот что он рассказал:
— Немцы поймали на дороге человека. Показался он им подозрительным. Ну, конечно, давай его о коммунистах местных спрашивать. Бургомистр и обо мне спросил. А тот болтун, страху много, ума мало, и давай выкручиваться: а как же, говорит, слышал, слышал, он у них самый главный заводила. А узнал я это от полицая, поймали мы одного гада, припугнули немного, он и признался.
Лукашевич от возбуждения заикался.
— А придут люди в местечко, вы не бойтесь — это наши сумличане. Вам лучше сидеть в старой хате, и досок с окон от улицы не снимайте. Сюда меньше заглядывать будут. Прибежишь, Лиза, утром ко мне на Драчий Лужок, скажешь, как ночь прошла.