Млечный путь № 2 2017

И что мне теперь делать? Я не могу обсуждать с Хьюстоном идею Алекса. Меня забросают вопросами, а я не знаю ответов. Алекс может не проснуться до самого прохождения, но, когда мы «соберемся» вместе, будет не до того, чтобы обсуждать завиральную идею. Мы и при консенсусе ничего в Хьюстон сообщить не успеем, почти три минуты сигнал идет на Землю, столько же – обратно. Там не успеют понять, о чем речь.

Переплываю в кабину, опускаюсь в кресло, пристегиваюсь. В трех иллюминаторах – чернота, только несколько самых ярких звезд, которые я отождествляю, ничего не изменилось: Вега, Альтаир, Альбирео, Денеб. Мы летим в лето. Мы летим неизвестно куда.

Алекс. Он меня беспокоит. Он нарушил прямое указание: сообщить в Хьюстон. Он обязан был сказать.

Но он сказал. Мне. Не о гипотезе, хотя и о ней тоже, а о том, что познакомился с Эйлис. С Алисой. Что-то было в его голосе… Или в мыслях?

Неожиданно вспоминаю. Все приватные разговоры записываются, как и другие сеансы связи с Хьюстоном, но кодируются. Только говоривший знает код и может прослушать запись. Правильная система, позволяющая соблюсти приватность даже в таком экстравагантном случае, как наш. Я не могу знать, с кем и о чем говорили во время полета Джек, Амартия, Луи и Алекс, но знаю, когда и сколько времени продолжался каждый приватный сеанс связи. Трое – Джек, Амартия и Луи – вели приватные разговоры почти всякий раз, когда «являлись в мир». Им было с кем говорить. У Джека жена и дочь, и родители живы. Амартия в разводе, но с бывшей женой у него хорошие отношения. Впрочем, разговоры он, скорее всего, ведет с учителем, гуру, наставником. Амартия, конечно, не индуист и не буддист, современный ученый, прекрасный математик, но о людях и смысле жизни предпочитает разговаривать с человеком, имени которого я так и не узнал – помню только, что для Амартии он «святой», что бы это ни значило в моем представлении. А Луи… Ему точно есть с кем вести тихие разговоры о любви, преодолевающей пространство-время, о прогулках под луной в тихом лесу на берегу Луары…

Алекс трижды заказывал приват. Знаю, когда это было и сколько (по двадцать минут) продолжалось. С кем он говорил? Сирота, родители погибли. Ни сестер, ни братьев, ни близких родственников.

Почему только сейчас он сообщил – вскользь, – что знаком с Эйлис?

Работаю, но это рутина, мне не нужно сосредотачиваться, чтобы проверить работу систем, связаться с Хьюстоном, сравнить данные, полученные по телеметрии, со своими, признать, что все в пределах нормы, в том числе двигатели коррекции, которым через шесть часов предстоит сыграть самую важную роль в полете. Отгоняю ненужные мысли, но они скапливаются в дальнем углу сознания, как муравьи у входа в муравейник.

Заканчиваю тестирование и несколько минут любуюсь звездами перед тем, как перебраться на велотренажер. Денеб, Вега и Альтаир по-прежнему в носовом иллюминаторе, Может отказать система наведения, и придется вручную закручивать корабль, наводить на опорную звезду. Это лучше всех умеет делать Амартия, но что, если при нештатной ситуации он будет «спать», а я – бодрствовать?

Энигма должна быть чуть в стороне – в трех градусах – от центра иллюминатора, точно на линии, соединяющей Вегу с Альтаиром. Невидимка.

И хочется спать. Быстро набираю: «Энигма – не черная дыра. Возможно, планета из темного вещества. Радиус неизвестен. Мы можем…»

Что мы можем?

Стираю.

Спать…

***

Так говорил Штраус:

«Только один раз, за несколько минут до прохождения, когда на помощь Хьюстона в принятии решения рассчитывать будет невозможно, вы сможете собрать вместе свои субличности, но только в этом случае».

«Я могу сойти с ума?»

«Нет». – С ответом Штраус помедлил долю секунды, и я мысленно сжался: мне не понравилась интонация его голоса.

«Нет, – уверенно повторил он. – Вы не можете сойти с ума, Гордон. Расстройство идентичности – не психическая болезнь, усвойте это раз и навсегда. Я психолог, а не психиатр. Ассоциация психологов не позволила бы…»

«Да, – перебил я, – это вы говорили еще на том, первом заседании, помните?»

«И многократно повторял впоследствии, верно? Но вы все равно сомневатесь, и это плохо. Еще лет двадцать назад расстройство идентичности считалось болезнью, но исследования постепенно убеждают… большинство психиатров с этим уже согласно… Множественная личность – нормальное состояние мозга. Состояние, обычно подавленное основным сознанием. Это результат эволюции, приспособление к среде. В будущем, скорее всего, каждый человек станет множественной личностью…»

«Это будет ужасно…»