Млечный путь № 3 2017

Ход нашелся между задней стеной храма и листами позолоченной бронзы. Изображавшими языки пламени. В каменном полу зиял черный пролом… плита была отодвинута, и ступени вели вниз, в полную тьму. Амэцуна стал тихо спускаться. Он был не настолько горд, чтоб не позволять себе цепляться за стену, и потому не упал. За лестницей открылся коридор, настолько высокий, что Амэцуна мог пройти, не наклоняя головы. Он двигался осторожно. Теперь он был уверен, что найдет здесь не богов и не демонов, а людей. Однако, возможно, демоны бы встретили его дружелюбнее – потому что люди собрались тайно. И лучше им не показываться.

Впереди забрезжил свет, но не дневной. В помещении, где собрались люди, горели факелы. Амэцуна остановился – и теперь, когда его внимание не было обращено на продвижение, он узнал голос, который звучал впереди. Он принадлежал Асидзури, который, как предполагалось, оставался в Сиродзаве.

– …Вы знаете, что я всегда поддерживал ваши замыслы. И предложение призвать сына служанки казалось мне разумным. Но сейчас, когда он прошел обряд наречения имени, я вижу, что большинство вассалов недовольно. Чтобы предотвратить мятеж, вам следует вернуться.

– Это невозможно. – От звука этого голоса Амэцуна едва не сполз на землю. – Княжич Окинои мертв.

«Окинои мертв»? Но голос принадлежал несомненно живому человеку, не призраку, и вдобавок здоровому. Он звучал чисто и ясно, как в первые дни, когда Амэнага его услышал.

– Мы можем сказать, что Гневный бог свершил чудо, и вернул Окинои из царства мертвых, – это голос был старческий, надтреснутый.

– И это говорите вы, преподобный? Что еще мы – вы, я, его светлость, Асидзури – скажем жителям владений Сайондзи и всего Сираги? Мне пришлось разыграть собственную смерть, чтобы положить конец обману. А теперь вы предлагаете начать все сызнова?

– Это будет… – не совсем обман. Люди хотят возвращения Окинои, и Окинои вернется.

– И что скажет Окинои по возвращении? Что у О-Ивы никогда не было сына, и что она убедила князя скрыть правду ради поддержки рода Есида? И ближние вассалы и слуги дома Сайондзи много лет поддерживали обман? Чтоб свершилось вот этакое чудо? Асидзури, ты не хочешь мятежа, но, если правда выйдет наружу, дом Сайондзи лишится всякой поддержки.

Когда смысл сказанного дошел до Амэцуны, он почти перестал дышать. Кажется, этот день копил в себе все страшные и постыдные тайны и теперь выдавал их одну за другой.

Асидзури не сдавался.

– Я так не думаю. Мы все, собравшиеся здесь, готовы присягнуть вам, зная, кто вы на самом деле. А нашему примеру последуют и другие вассалы.

– Верно!

– Мы присягаем!

– Мы идем за вами! – послышались и другие голоса. Амэцуна точно узнал старого Вакабаяси, Якидзуно, Цунэхидэ, другие были ему незнакомы.

– Асидзури, ты, как советник должен отстаивать законы, а не нарушать их. А согласно закону, женщины не наследуют и не правят. Да, в древности были правящие императрицы, они и создали Подлунную. Но это было почти что во времена богов, до того, как наши предки пришли в Подлунную из старого Сираги, и с тех пор законы признают право наследования только за сыновьями.

– Это так, – отвечал Асидзури. Но и в недавние времена, бывало, женщины правили, хотя на месте верховных князей или регентов сидели их сыновья или братья. Однако похоже, здесь не тот случай. Здесь не столица, и нам не нужно такое правление из тени. Сираги знает Окинои как лучшего воина, и люди хотят видеть князем воина, а не книжника или монаха.

И тут Амэцуна решился. Собравшись с духом, он шагнул вперед.

За поворотом, в подземелье собралось человек десять или двенадцать. При появлении Амэцуны они повернулись в его сторону, выхватили мечи из ножен. Только один человек остался сидеть на каменной плите – алтаре ли подземных богов, или древнем надгробии, неподвижно, как Страж наверху.

Амэцуна вытащил из-за пояса меч, который теперь носил постоянно. Опустился на одно колено, положил меч перед собой.

– Я все слышал. И я, Амэцуна, присягаю и клянусь служить Окинои.

Одобрительный ропот прошел среди собравшихся.

– Да что вы здесь, с ума посходили, что ли? Я не возглавлю мятеж против своего отца и не допущу его. Вы говорите, что вассалы не хотят в наследники монаха? – В руке Окинои блеснул короткий клинок, и прежде, чем кто-либо успел двинуться, она срезала свои связанные по-мужски волосы, и бросила их на землю. – Нет больше княжича Окинои, есть ничтожная монахиня, которая уйдет в дальнюю обитель. А вы все будете служить моему отцу, а после – брату. А теперь – ступайте.

И такая властность была в ее голосе, что никто не посмел ослушаться.

Но пока Амэцуна возвращался в замок, у него сложилось иное решение. Он не смог поговорить с Окинои, а с Асидзури, молча ехавшим рядом, и вовсе не желал сейчас говорить. Но он обязан был объясниться с его светлостью. Ведь тот обман, что происходил в замке Сиродзава, творился по его приказу. И князь Амэнага мог отдать другой приказ, который, возможно, устроил бы всех.

По возвращении он – впервые со дня возвращения князя, попросил о встрече с отцом, и разрешение было ему дано.