МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №3, 2016(18)

И не говорите мне, что он сам во всем виноват! Довлатов имел смелость сам обрушивать на себя подобное обвинение. И часто именно себя-то и корил. Винил себя подчас даже тогда, когда любой на его месте поступил бы так же. Этот аргумент в глазах Сергея Довлатова не играл роли. К себе, в первую очередь к себе, он предъявлял высокие требования. Я даже конкретные примеры мог бы привести. Например, если заметите, подтрунивая, иронизируя над всеми, а над собой еще и безжалостно, он ни об одной близкой женщине не написал грязно или оскорбительно. Даже не скрывая незаживающей обиды на Тасю, в которой, естественно, отобразил первую свою большую любовь Асю Пекуровскую, он полностью признавал ее превосходство над ним. Описывая свою влюбленность в нее, он и читателя влюблял в эту взбалмошную, самовлюбленную, непредсказуемую красавицу. Он, даже иронизируя, очаровывал нас этим ее необыкновенным «образом». Я читал книгу воспоминаний Пекуровской. Она, может, и писала чистую правду о них (в чем я, уж простите, сомневаюсь), и о нем, и о себе, но она тут же безвозвратно потеряла всю прелесть демонической богини, потеряла очарование прелестной умницы, и оказалась, точнее, показалась обыкновенной претенциозной и обиженной стервой. А как не влюбиться в тихую и немногословную Лену с ее – вот парадокс! – притягательной невозмутимостью и холодным восприятием происходящего хаоса, устроенного мужем? Как не оценить того, сколько она пережила, будучи женой человека, для которого в жизни самое главное это ЛИТЕРАТУРА. О Томе Зибуновой он вообще почти ничего не написал, поскольку, наверное, чувствовал, что и перед ней виноват. Как мужчина. Но тогда его увлекала иная страсть – быть писателем, а не мужем, отцом… Да что тут объяснять? Он никогда ни одну женщину не очернил, а если и обижался на кого-то из них, то спешил обесценить даже право на такую свою обиду по отношению к тем, кого он всегда, по его признаниям, был недостоин. Был недостоин их в принципе, поскольку любовь к слову, любовь к литературе всегда одерживала победу в нем над любовью к женщине, и он готов был пожертвовать ради писательства всем и порой жертвовал бездумно и напрасно, но всегда признавал за собой этот грех и честно исповедовался. А кто его осудит за это, если он уже сам осудил себя?

Между тем одновременно с книгой Валерия Попова, почти в те же года, в Петербурге вышло подробное исследование литературоведа Игоря Сухих «Сергей Довлатов. Время, место, судьба». В этой книге на первом месте тексты Довлатова. И сразу понятно, что критик и литературовед бесспорно относится к Довлатову как к серьезному и очень большому Писателю. Такую книгу приятно читать и перечитывать.

И Довлатова хочется перечитывать. Именно так определяется стоящая вещь! Вот два основных критерия для определения литературного шедевра, в которые я верю. Это когда умные люди с наслаждением читают то, что было написано много лет назад – раз, и когда с таким же наслаждением этот текст перечитывают – два! Все остальное – «суета сует и томление духа»!

Довлатов был писателем! Даже когда еще не писал прозу, а сочинял в армии стихи. И он был писателем, уже когда ничего не писал перед смертью. Писатель не тот, кто что-то пишет (выдавая по две-три книги в год), а тот, кто глядит на мир глазами писателя, все фиксирует, обдумывает, пропускает через себя, формулирует в лучшем подборе лучших слов.

Он потому и оставил не так уж много из написанного за жизнь. Все литературное наследие вместится в пять небольших томов. А все потому что, будучи слишком писателем, писал старательно и усердно, редактируя и улучшая по многу раз уже написанное.

Был ли он плохим человеком? Не знаю. Не думаю. Но и хорошим, наверное, не был. Но не потому что он всего лишь человек. А потому что настоящий писатель вроде как и не человек вовсе. Он творец! И подобен Небесному Творцу. А ведь Тот, создавая мир, был всецело поглощен этим процессом, и некогда Ему было задумываться, хороший ли Он, и хорошо ли с Ним другим, и хорошо ли то, что Он делает… И только на седьмой день, когда Он решил устроить себе отдых, то оглядев то, что сделал, решил Он, что это хорошо!

Довлатов ушел из жизни раньше, чем вышел на заслуженный покой. Его оценки своих трудов были занижены. «Бог дал мне именно то, о чем я всю жизнь его просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят».

Довлатову не надо было просить добавки у Бога. Бог все видит и знает. Знает все наперед. Он знал, какое бессмертие ожидает Довлатова.

Высоцкий перед смертью написал: «Мне есть что спеть, представ перед Всевышним». Ну что ж, а Довлатову есть что рассказать. И он, как всегда, будет искренен! Он будет абсолютно честен во всем, за исключением маловажных деталей.

Пусть не так как было, но так как могло быть! В этом искусство и заключается, вроде бы выдумка, но убедительно до достоверности, и крайнее искренно до катарсиса.

И Бог будем смеяться и плакать… И скажет, что «это хорошо»…