Я чмокнул ее в щеку, проводил глазами до выхода, вернулся за стол и машинально, не чувствуя вкуса, доел мороженое, успевшее изрядно подтаять. Из головы не шли слова Люськи. Я был заинтригован ужасно. О таких историях я много слышал, но чтобы она произошла с человеком, которого ты знаешь…
Выйдя из кафе, я вспомнил про бананы. Возвращаться на рынок не хотелось. Я решил переплатить несколько шекелей и купить их в ближайшем «супере».
Гости, как всегда, опоздали, и мы с Наташей успели проголодаться. Массивный обеденный стол отодвинули от стены, чтобы можно было рассесться со всех сторон. Когда кончились бананы, Оленька, наша с Наташей шестилетняя дочь, увела Матанчика к себе в комнату хвастаться куклами, а взрослые приступили к кофе. Общая беседа начала увядать, и я решил рассказать об утренней встрече. Наташа возбудилась и пообещала пойти завтра со мной. Такой вариант я не просчитал. Разумеется, я представил Люську как бывшую соседку по дому без намеков на что-либо еще. Но женскую интуицию никто не отменял. Чтобы не усугублять, я сразу поддержал жену. Леля вознамерилась позвонить Наташе вечером и все разузнать. А Семен остался верен себе:
– Надеюсь, ты не сказал ей свой адрес?
– А что? – Я выпучил глаза.
– Не понимаешь?.. Кто ж ее знает.
– Послушай, я знаю ее столько, сколько помню себя.
– Сколько лет ты ее не видел? – нудел Семен.
– Девятнадцать. Ну и что?
– Вот видишь! Ученые установили, что клетки человека полностью обновляются за восемь лет!
– При чем тут это?
– А при том, что она уже дважды успела стать совсем другим человеком!
– Но ведь характер человека почти не меняется, – защищался я.
– Меняется! Еще как меняется. Просто мы этого не замечаем, предпочитаем не замечать. Это нам кажется, что никто и ничто вокруг не меняется. Человеку присущ консерватизм во взглядах, на том он и стоит. С возрастом лишь усиливается.
– Мир меняется, – поддержала мужа Леля, – и меняется все быстрее. Мы просто не успеваем меняться вместе с ним, и консерватизм помогает сохранить устойчивую картину мира.
К ним присоединилась и Наташа:
– Кстати, в этом основная проблема хомо советикуса. Очень сложно ему приспособиться к нормальному капиталистическому укладу. Вот возьми…
– Да что вы все сговорились, что ли? – взбеленился я. – Любители потеоретизировать! – От злости язык у меня стал заплетаться, и я выговорил это слово лишь с третьей попытки.
– Ладно-ладно, не будем… – примирительно сказал Семен. – Наташенька, а нельзя ли повторить кофе? И кардамон не забудь.
– Люська не изменилась! Я даже ее сразу узнал! – упорствовал я, но спорить со мной уже никому не хотелось: это не способствует пищеварению.
На следующее утро у Оленьки поднялась температура, она жаловалась на живот и натужно кашляла. Хотя я был в отпуске и вполне мог посидеть с ребенком, Оленька так вцепилась в маму, что Наташе пришлось позвонить на работу и предупредить, что не придет. Обойдутся.
Про встречу с Люськой Наташа и не вспоминала, а когда я засобирался, удивленно спросила меня, куда я. Меня отпустили, только сначала мне пришлось сбегать в аптеку за жаропонижающим.
Я опоздал минут на пять, но Люськи в кафе не было. Я решил покурить у входа.
Было жарко. Людей на улице почти не было. Две филиппинки семенили за покупками, прикрываясь от солнца зонтиками. Им навстречу старушка катила самодельную тележку с продуктами. Камень попал под колесико, оно отскочило и покатилось в мою сторону. Я затоптал окурок и подобрал колесико. Пока я приделывал его к тележке, старушка кляла какого-то Моше. Наверное, это он смастерил тележку. Старушка пожелала мне здоровья до ста двадцати и продолжила свой нелегкий путь. Тут я заметил приближающуюся Люську.
Она шагала, словно по подиуму, четко ставя ноги в линию и придерживая длиннющую юбку рукой. Футболка на ней сегодня была темно-синяя с красной неизменной надписью на груди: «Just do it!».
– Солнышко! – сказала она, и мои губы сами сложились трубочкой.
Мы зашли в кафе и, не сговариваясь, направились к вчерашнему столику. Я помог ей удобно устроиться и уселся напротив. Люська взяла со стола салфетку и промокнула лоб. Мы сделали заказ: как вчера, только мороженое другое.
Два чувства боролись во мне. С одной стороны, любопытство, с другой – сострадание к Люське… Второе перевешивало, поэтому я не мог заговорить первым. Люська же… Ей было тяжело, и она откровенно тянула время.
– Я думала, ты придешь с женой. Ведь ты женат? – Она кивнула на безымянный палец моей правой руки.
– Да. Мы познакомились с Наташей незадолго до отъезда в Израиль. А Оленька родилась здесь, «сабра». Наташа хотела прийти со мной, но Оленька заболела.
– Тебе нравится в Израиле?
– Х-м-м… Я жалею, что не родился здесь. Завидую Оленьке, – усмехнулся я. Задать тот же вопрос Люське я не решился.
Она молчала. Принесли заказ. Люська отпила пару глотков кофе. Наконец она решилась.