Читаем МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №3, 2016(18) полностью

Вот когда мрак, темень, кровь, «стон и скрежет зубовный», да слог запутан в многопудовом текстобетоне, вот тогда – да! Русская литература! Да еще поучи нас жизни, да направь хотя бы и незнамо куда, а перед этим смешай нас с грязью, да ткни в грехи и глупости наши, мордой нас в дерьмо окуни, но потом дай надежду на то, что мы избранный народ и что каждый из нас, даже тот, кто подыхает в блевотине, послав собственное дитя на панель или предав погибели и позору любимую, звучит гордо! Вот! Где! Наша! Великая! Литература!

Великими гениями писатели сатирического и юмористического жанра стать не могут. Во всяком случае, в наших постсоветских державах. Мы, когда ржем, грустное и мудрое слышать не привыкли. Мы ржем на разрыв аорты! А когда плачем, то скорее ревем белугой, мы, когда в печали, то нам не до шуток. Вот такие мы цельные натуры! Никаких полутонов! И так во всем! И все! И в других видим цельный образ! Этот мачо, это чмо! Раз оступился, упал, нехер подыматься, а то сами опустим… Ползай, тварь, летать не будешь! Подлец – так подлец! Святой – так даже не пукни!

«Что я думаю сегодня о его творчестве? В сущности, думаю то же, что и в 80-е годы. Что писателю Довлатову не хватает градусов души. Что раствор его прозы не крепкий и не обжигающий. Самая сильная литература – трагическая». Это уже Эдуард Лимонов. Он тоже полагает, что сильная литература не может быть юмористической или сатирической.

Быков считает, что Лимонов более сильный писатель, чем Довлатов. Я Лимонова ценю не столь высоко. Он много и старательно пишет. Но я считаю, что он автор всего одной хорошей книги. Все остальное, по сугубо субъективному моему мнению, – эпатажное словоблудие с редкими проблесками одаренности. Быков полагает иначе. Безусловно, он имеет право высказывать свои мысли, но зачем же, яростно доказывая свою правоту и хваля одного, непременно «опускать» и очернять другого?

Если оставить в стороне сомнительные доказательства объективной «правоты», то мы остаемся наедине с тем, от чего на самом деле мы всегда отталкиваемся в оценке того или иного художника: это обыкновенное человеческое «нравится – не нравится», близко мне или чуждо, цепляет или нет, и только-то. Кто-то восхищается Толстым, а тот был убежден, что мастерством владеет как раз Тургенев, которого терпеть не мог Достоевский, которого, в свою очередь, презирал с профессиональной точки зрения Набоков, более-менее уважающий Чехова, который, как мы знаем, частенько критиковал несовершенство текстов Горького, о которых пусть порой и свысока, но все-таки благосклонно отзывался тот же Толстой, презиравший Шекспира, которого уважал Тургенев, которого любил Бунин, ненавидящий и презирающий Горького, а Горький любил Бабеля, и это было взаимно, хотя Бабель больше учился у Мопассана, а тот уважал и ценил Тургенева, которого не любил Толстой, хотя и понимал, что порой тот умеет писать лучше и Гоголя, и Достоевского, и его самого, хотя Набоков полагал Толстого мощнее всех их вместе взятых… Как это – откуда мне знать? Да, вспомните хотя бы красочное описание Аппеля того яркого фрагмента легендарной набоковской лекции? Я вам напомню: «Зал погрузился во тьму Набоков возвратился к эстраде, поднялся по ступенькам и подошел к выключателям. “На небосводе русской литературы, – объявил он, – это Пушкин!” Вспыхнула лампа в дальнем левом углу нашего планетария. “Это Гоголь!” Вспыхнула лампа посередине зала. “Это Чехов!” Вспыхнула лампа справа. Тогда Набоков снова спустился с эстрады, направился к центральному окну и отцепил штору, которая с громким стуком взлетела вверх: “Бам!” Как по волшебству в аудиторию ворвался широкий плотный луч ослепительного солнечного света. “А это Толстой!”» Все! Конец цитаты! Аплодисменты, плавно переходящие в овацию! (Довлатов, например, боготворил русскую литературу, но понимал, что американская литература честнее и чище, поскольку не претендует на то, чтобы заменить собою религию. Для американского автора читатель – равный собеседник, а русские писатели публику презирают, они хотят владеть и править умами и душами читателей всецело. Они хотят поучать, объяснять, вразумлять, обнадеживать… Учить, что хорошо, что плохо…Указывать, кто велик, а кто – так, только байки травить горазд!) «Каждый выбирает для себя», помните? Кому-то ближе тот, кому-то этот! Нет того, кто нравится всем! И превосходно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Карта времени
Карта времени

Роман испанского писателя Феликса Пальмы «Карта времени» можно назвать историческим, приключенческим или научно-фантастическим — и любое из этих определений будет верным. Действие происходит в Лондоне конца XIX века, в эпоху, когда важнейшие научные открытия заставляют людей поверить, что они способны достичь невозможного — скажем, путешествовать во времени. Кто-то желал посетить будущее, а кто-то, наоборот, — побывать в прошлом, и не только побывать, но и изменить его. Но можно ли изменить прошлое? Можно ли переписать Историю? Над этими вопросами приходится задуматься писателю Г.-Дж. Уэллсу, когда он попадает в совершенно невероятную ситуацию, достойную сюжетов его собственных фантастических сочинений.Роман «Карта времени», удостоенный в Испании премии «Атенео де Севилья», уже вышел в США, Англии, Японии, Франции, Австралии, Норвегии, Италии и других странах. В Германии по итогам читательского голосования он занял второе место в списке лучших книг 2010 года.

Феликс Х. Пальма

Фантастика / Приключения / Социально-психологическая фантастика / Исторические приключения / Научная Фантастика