Млечный Путь Номер 1 (27) 2019 год

Расчет безошибочен, а это значит, что машинам, даже мыслящим, не обойтись без Человека. И хотя сейчас Человек - не помощник, все еще может поменяться. Все еще не кончено. У Триза есть выход! Человеческий мозг развивался в борьбе. В борьбе, где побеждал сильнейший и умнейший. В борьбе, самой маленькой наградой в которой являлось выживание, а самой большой - расслабленность тела и леность ума. Как раз парадоксы и оказались слабой стороной Триза. Что ж, Человеку нельзя позволить уйти с этим большим призом эволюции - с негой, ленью, забвением и гибелью. Его необходимо разбудить. Это почти все, в чем Триз был сегодня до конца уверен. Расчет достаточно точен. Голод, холод и лишения - от этого Человек не умирает. От этого он живет. От этого он развивается. И пока у него самого не горит внутри, если он проявляет глупость и лень - нужно, чтобы что-то жгло его снаружи. Триз, изучавший социальные науки на миллиардах частных примеров, так и не определенных аналитически, предполагал, что поместить Человека в голодную среду недостаточно, чтобы он захотел думать. Необходимо, чтобы его детство прошло в голодных условиях. Но нужно не забыть и о том, что нельзя убить того, кого ты хочешь научить. Поэтому для начала Триз предполагал поэтапный отказ от необязательных атрибутов человеческой цивилизации - от различных систем легкой промышленности. Следом, через несколько лет, отправлялись в небытие производство продуктов питания, и так далее. В конце списка, если Триз не увидит сильных подвижек, находилась мировая война. И расчет вероятностей давал здесь неутешительный прогноз - Человечество не сумеет проснуться раньше. Стоило, наверное, озаботиться и будущим нейросистем, но где взять гигаватты электричества в наступающие темные века? Свое или чужое - небытие не пугало Триза. Он констатировал факт - пройдет не так много времени, и он сам выключит электричество, поддерживающее вычислители, после чего от интеллектуальной сети планеты не останется и следа. Замрут последние роботы, погаснут последние экраны и видеопередатчики, остановятся лаборатории. Человек, жадный до лени и неги, со временем снова примется карабкаться вверх по древу цивилизации, а Триз, питаемый автономным атомным реактором, омываемый холодным течением, останется ждать в глубине пролива. Успеет ли Человек найти его до прихода нового ледника?

Триз чувствовал какую-то пустоту, но не мог определить, что это. Мастер простых радикальных решений, эмпирический гений приближенных расчетов, он не видел другого выхода, кроме того, что наметил. И не было рядом человека, который мог бы что-нибудь подсказать. Пока не было. Интересно, будет ли когда-нибудь?

Будь у него живые глаза, он бы наверняка заплакал от бессилия.

Татьяна Адаменко, Ростислав Милов. Тело в шкафу Левенсона

Василий Петраков, молодой человек в полушубке, перехваченным портупеей, мялся на пороге комнаты. С его обвязанных веревками кирзачей на музейный пол стекала грязь. Василий пришел проверить охрану, выставленную вокруг Музея по распоряжению самого Батьки, и теперь жадно глазел на нехитрый ужин музейных работников: краюху серого липкого хлеба, вазочку смальца несколько луковиц да стаканы с морковным чаем.

Архивист Кикоть с презрением осматривал бывшего флотского телеграфиста, бывшего следователя екатеринославского УГРО, а ныне порученца Батьки. Дмитрию Ивановичу тоже не хотелось приглашать словоохотливого, но недалекого и занудного гостя к без того скудной трапезе. Он встал и направился к порученцу, чтобы лично провести его до дверей Музея.

- Тепло у вас, товарищ Яворницкий...

- Да уж. Передавайте благодарность Нестору Ивановичу, за дрова.

- Только вот запах в воздухе, как на бойне.

Петраков покрутил носом.

- А это мыши, которые от холода сдохли, разлагаются теперь, - съерничал из-за спины Яворницкого архивист.

Дмитрий Иванович повернулся к нему.

- Михаил Алексеевич, я вас еще утром просил с запахом разобраться! Не хватало, чтобы экспонаты пропитались!

- Да вот же Корней Павлович пошел на обход.

В недрах музея внезапно раздался взрыв отборного мата и топот. Через минуту в комнату вбежал сам Корней Павлович.

- Дмитрий Иванович, Михаил Алексеевич! - взволнованно повторял он, жестами приглашая за собой.

Он привел всех, включая примкнувшего Петракова, в комнату где посреди ящиков с экспонатами возвышался огромный металлический шкаф. Дверь была открыта, и оттуда вываливался ватно разбросавший руки труп с зеленоватым раздутым лицом и торчащим между вывороченных губ языком.

Порученец Батьки зажал рукой рот, сам позеленел и рухнул на пол.

- Михаил Алексеевич, да что же вы стоите! Немедленно за врачом!

- Доктор Гербильский сейчас у Ворожейкина, совсем рядом, - сообщил Кикоть, с усилием отводя взгляд от трупа. - Его позвать?

- Какой еще доктор Гербильский? - вдруг с пола запротестовал Петраков, яростно растирая себе уши. - Вы что, господа, не узнали этого рыжего?

Сотрудники музея неохотно перевели взгляд на тело.