Млечный Путь Номер 1 (27) 2019 год

Астматичке пани Лантух родственники с хутора Андреевка передали мешок сушеного зверобоя, и она целый день дышала паром из носика чайника. Коклюш у детей пани Жежерун тоже почти прошел, и прочие больные словно сговорились вести себя примерно, но... чего только доктор не наслушался в связи с найденным в музее трупом!

Больше всего общественность хотела, чтобы вора покарал восставший из саркофага фараон. Когда доктор резонно указал, что Дмитрий Иванович из своей экспедиции в Египет не привез ни одной мумии, пани Жежерун возмущенно возразила, что видела эту мумию в витрине собственными глазами.

- Если в витрине и собственными глазами, - отвечал доктор, - то я его тоже видел. Это часть постоянной экспозиции музея. Только не фараон, а скифский воин, и не из саркофага, а из кургана, и не египетского происхождения, а самого что ни есть екатеринославского.

- Большая разница!.. - отмахнулась пани Жежерун с великолепным презрением к фактам.

Однако доктор понимал, что если в его присутствии обсуждают всякую ерунду про фараонов, то, стоит ему выйти за дверь, как разговор неизбежно зайдет о нем самом.

Вспомнив древний анекдот про серебряные ложечки и "осадок-то остался!", доктор только недовольно крякнул.

Он ведь самого Колесникова видел всего раз или два, а помог его пристроить на место сторожа в музей благодаря ходатайству своей бывшей медсестры, с которой был знаком еще со времен войны с японцами.

Поверил ее клятвенным заверениям, что мужчина он честный, ответственный и непьющий, а работу в мебельной мастерской потерял благодаря интригам племянника главного мастера.

И только после ареста Колесникова узнал, что тот собирался предложить эти клятые трубки ему, видимо, узнав про коллекцию от жены.

Никто из приличных людей (следователя Петракова доктор Гербильский в таковых не числил) даже не намекал, что доктор выступил вдохновителем или, упаси Боже, прямым заказчиком этой нелепой кражи.

Точнее, никто не намекал об этом в глаза, однако доктор заметил, что гости стали намного реже просить его показать и рассказать про свою коллекцию, и постепенно сам доктор заметно остыл к любимому хобби.

Несмотря на перенесенный моральный ущерб и полную невинность в глазах закона, в статье "Екатеринославских губернских ведомостей" их имена оказались напечатаны в одном абзаце.

И отныне почтенный доктор Гербильский оказался навсегда связан с неудачливым вором, ленивым столяром и плохим мужем Николаем Колесниковым.

Будучи реалистом, доктор понимал, что нелепая и скандальная смерть Колесникова только упрочила эту связь, и мысль эта ему крайне не нравилась.

После окончания обхода доктор планировал навестить Елену Ильиничну в ее скромном домике в Аптекарской балке. Он предполагал, что та, наслушавшись все тех же сплетен, может впасть в истерику при одном его виде, но считал обязанным хотя бы предложить ей свою помощь.

Однако Елена Ильинична, выглянув на его стук, торопливо посадила собаку на цепь и распахнула калитку с бледным подобием улыбки.

- Спасибо, что пришли, Александр Григорьевич.

- Ну что вы, как я мог не прийти? Спасибо, что впустили, - усмехнулся доктор, и Елена Ильинична взглянула на него со внезапным испугом.

- Значит, слухи не только у нас в балке ходят? Ох, до чего же мой никчемный муж ухитрился... даже смертью своей...

И она расплакалась, безвольно осев на стул.

- Привезли... а мне его даже похоронить не за что... как при жизни все на мои плечи сваливал, так и умер...

- Кто привез? - встрепенулся доктор. - Елена Ильинична, так что же, он... здесь?

- В сарае лежит, - махнула рукой женщина. - Кто-то там из махновцев тело осмотрел, сказал, в драке шею свернули. А наш адрес, видно, в музее дали. Я только-только успела узнать, что Николай умер, как вижу, уже везут... на телеге, накрытого...

Голос дрогнул, но на этот раз она сумела справиться с собой.

- А я могу его осмотреть? - вдруг спросил доктор.

- А почему нет? - пожала плечами вдова. - Только лампу возьмите, темно уже совсем.

Пока Елена Ильинична искала лампу, доктор незаметно положил на подоконник пачку настоящего чаю и придвинул поближе горшок с геранью, надеясь, что вдова не заметит упаковку до его ухода.

Труп в сарае таращился молочно-белыми глазами в потолок и выглядел именно так, как должно было выглядеть тело, пролежавшее неопределенное время в холоде, а потом подвергшееся воздействию тепла. И даже еще хуже, поскольку без драки перед смертью дело точно не обошлось: у Колесникова были разбиты костяшки пальцев, огромная ссадина на лбу и проломлен затылок.

Доктор поднес лампу поближе, стараясь рассмотреть лоб, в котором среди запекшейся крови виднелись какие-то странные черные чешуйки. Такие же чешуйки он нашел на костяшках и ладонях покойника. В нос доктору шибала то сладковатая вонь разложения, то более резкий и кислый запах рвоты.

Свет в лампе мерцал, и по раздутому зеленоватому лицу покойника пробегали гримасы, по большей части, как казалось доктору, насмешливые.

И вдруг во дворе хриплым сорванным голосом забрехала собака. Вдова вышла из дома.

У калитки топтался Василий Петраков.