Они же обозвали энергопотерей земные религии и верования, но к сохраненным семейным взаимоотношениям проявили благоговейно-трепетные чувства. Были, конечно, проблемы с определением количества партнёров. Спор продолжался порядка двухсот лет - все протоколы заседаний ЖСМ (жизнь, семья, мир) сейчас хранятся в библиотеках. Их изучают школьники. Вообще-то интересное чтиво получилось. Формирование святынь - куда ни глянь, мудрость вековая и галактическая в чистом виде.
У нас сейчас, в четыре тысячи двадцатом, такой глобальной интеллектуальной разработки даже близко нет! Всё по мелочам: бытовым устройством и совмещением психологий индивидуумов занимаемся. Соблюдаем отработанные ритуалы, охраняем символы и учим новеньких таинствам. Земляне с детских лет умеют и с ритуальным горшком обращаться, и руку ко лбу приставлять, и пирожки правильно откусывать. А самое главное, каждый землянин знает, что пирожок есть символ вселенной, испечь который должен любой, в ком течёт кровь истинного творца.
А всё почему? Каждая судьба в начальной фазе разбита на семилетние триместры. От рождения до семи лет - индивид отдан "бабушке", то есть ИМЭП (имитация ментально эмоционального продвижения). От семи до четырнадцати лет - ИСИП (имитация самостоятельно интеллектуального продвижения), и потом до двадцати одного года - ИРУП (имитация родительски управленческого продвижения). Каждая семилетняя фаза подконтрольна межгалактическому правительству. Никаких отклонений быть не должно. Именно эта уверенность в невозможности отклонений и всё-таки присутствие оных в каждом моём триместре, мучает меня всю жизнь.
Я родился, как все, в доме-инкубаторе, где исходя из индивидуальных ДНК и РНК показателей, был составлен образ подходящей мне "бабушки". До сих пор не могу называть её ИМЭП. Первые воспоминания о ней - тепло и забота, забота и тепло. Бабушка без устали оберегала меня от внешних материальных, эмоциональных и политических воздействий. Она не позволяла производить контрольные замеры моих характеристик - охраняя развитие внутренней самоидентификации. А это ох как серьёзно! Ради моего покоя она вступала в конфликт с программой межгалактического контроля роста индивидов. Да, она любила поруководить мною. И готова была браниться со всякой силой, покусившейся на это её святое право. Она, кстати, так и говорила: "Святое право и обязанность бабушки направлять и пестовать потомство".
Моя бабушка была грузная и беспокойная, совсем не похожая на тех, что были приставлены к другим детям. Она умела участвовать в каждом мгновении моей жизни, любила меня поучать и воспитывать. Рыжая, коротко стриженная и одновременно кудряво-лохматая, бабушкина голова с подвижными и любопытными, бегающими глазами крепко сидела на её дородном теле. Первые воспоминания - это вибрация её голоса. Неожиданно появляясь, бабушка любила резко, с интонацией инспектора, спросить:
- И чем ты тут занимаешься?
Каждый звук её вопроса, каждый ритмически выверенный момент вдоха и выдоха звучит во мне по сей день.
- Ничем, - отвечал я. А что ещё можно было сказать?
Почему-то появлялось чувство неловкости, и где-то глубоко в гортани зарождалось возмущение. Возмущение не в чистом виде, а какое-то виноватое. Что-то вроде: "Я знаю, что рождён для великих целей. Сейчас ещё чуть-чуть поиграю и потом сразу же пойду подвиг совершать!". По-моему, в формирование программного образа моей бабушки закралась какая-то ошибка. Уж слишком индивидуальные коктейли чувств сумела она вписать в мой устойчивый психоэмоциональный ряд. Уже в два года я научился чувствовать её тихое движение за спиной и молчать в ответ на её замирание. В три я умел не выяснять отношений:
- Мальчик мой, подходит время расширенного присутствия. Я отведу тебя к другим детям. Но знай, твоя ИМЭП всегда рядом. Стоит только подумать. Договорились? Ты подумаешь?
- Хорошо, ИМЭП.
- Не называй меня ИМЭП! Сколько раз можно напоминать, я - бабушка мальчика-Вальчика. Понимаешь?
- Угу, - бурчал я, понимая, что, ответив на замечание иначе, незамедлительно окажусь виноватым во всех бедах, неудачах и болезнях, обрушавшихся на старушку Землю в последние две тысячи лет.
Я никогда не мог понять причин претензий моей бабушки. Конечно, в суть я вникал, но вот увидеть потенциально возможную проблему не получалось. Это было и остаётся для меня загадкой. Бабушка всегда знала, видела и чувствовала назревающее ущемление её прав владения мною. Страшась потерять первенство в вопросах моего эмоционального продвижения, она включалась и начинала назидательно:
- Мальчик мой, у тебя конечно должно быть своё мнение, и сейчас бабушка тебе его скажет. Я расстраиваюсь, что ты в свои три с половиной года не играешь на скрипке, но убивают меня эти галактические негодяи, которые смеют сомневаться в твоих музыкальных способностях! Помни, Валик, что я тобой горжусь. Таких одарённых и умных мальчиков невозможно ни найти, ни представить - ты один такой во всём межгалактическом питомнике индивидов первого триместра, шоб ты сдох.