MMMCDXLVIII год

— Это должна быть болезнь, известная под названием: «черная немочь», — произнес важно главный придворный доктор, тронутый тем, что Иоанн призывает для пользования себя неизвестного медика, иностранца, тогда, как он, придворный медик, составил несколько томов подробного изложения болезней, коим могут быть подвержены земные Владыки, и вернейших способов предупреждать и лечить оные. Сия книга прославила имя сочинителя, хотя ему не удавалось видеть в продолжении всей своей жизни больного Царя; ибо Иоанн знал, что здоровье зависит от умеренности, деятельности и осторожности, а не от трав и минералов.

— «Черная немочь», — повторял он важно, и хотел уже сделать подробное описание сей болезни; но приезд Верховного Совещателя прервали слова его, и общие суждения о болезни царской.

Вельможа вошел в сборную палату; всеобщее уважение к его летам, достоинствам и званию, выразилось мгновенной тишиной.

Он спросил о Властителе. Рассказы о событиях утра увеличили удивление любимца Иоаннова.

— Мы не должны судить о воле и намерениях Властителя, который облечен доверенностью народа, — произнёс он важно. Уверенный, что вход в царский кабинет для него никогда не прегражден, он, не останавливаясь в сборной палате, прошел чрез длинный ряд дворцовых покоев, приблизился к опочивальне, и ожидал уже, что Вестовой отворит ему двери; но слова истопника Филипа: — позвольте, Ваша Светлость, Государь Властитель не приказал впускать без доклада! — поразили его как громом.

После продолжительного невольного молчания, он приказал доложить: угодно ли Государю Властителю принять первого Верховного Совещателя, с бумагами, известными Его Величеству.

— Государь приказал оставить бумаги до следующего дня, — сказал Филип, возвратясь из опочивальни.

— До следующего дня? — произнес с удивлением Верховный Совещатель, — до завтра?.. От 24 часов времени часто зависит честь Царства. Отнеси этот бумажник к Государю Властителю; если Его Величеству не угодно видеть меня, то по крайней мере, не угодно ли будет ему взглянуть на эти бумаги.

Филип понес бумажник к Иоанну.

— Чрез час будут они рассмотрены и подписаны, — сказал он выходя оттуда, — но Государь Властитель приказал Вашей Светлости принести к нему все подписанные им вчера бумаги.

— Подписанные вчера бумаги? Вчера был не мой день. Внутреннее управление до меня не касается!

— Что ж прикажете доложить? — спросил Филип.

— Доложи Государю Властителю: какие бумаги угодно ему иметь?

Главный докладчик, истопник Филип, отправился снова в опочивальню. Четвертый выход его также был скор, как и прежние.

— Государь требует последний указ, подписанный Иоанном.

— Указы не по моей части, но я дам знать о воле Властителя Совещателю внутреннего управления.

С сими словами Верховный Совещатель удалился. Переговоры с Иоанном чрез посредника Филипа истопника ему не нравились.

После удаления вельможи, Филип, утомленный новою должностью, отер пот с лица и сел подле дверей в широкие кресла. Он уже был случайным человеком, а случайный человек как бы ни был туп на понятия, но, стоя выше других, должен же что-нибудь вообразить о себе, вывести из положения своего тьму заключении о своем уме, о своих достоинствах и о своем превосходстве над другими. Кто ж не согласится, что для задумавшегося Филипа о своих достоинствах, вопрос Дворецкого: откуда он родом, и кто его отец? был слишком неприличен, припоминая ему, что отец его был храмовым сторожем, а мать просвирнею… К счастию звон колокольчика избавил его от обязанности отвечать, и докладчик Иоанна бросился в царскую опочивальню, потом стрелой в сборную палату, и запыхавшись, произнёс отрывистым голосом: где же Доктор?

— Вот три врача, — отвечали посыльные, — все трое приехали они вчерась в Босфоранию, но ни один неизвестен лично Государю Властителю.

— Как зовут их? — спросил Филип; но привыкнув уже к торопливости придворной, он не дождался ответа и сам обратился к ним с тем же вопросом.

Двое из приведенных потомков Гиппократа начали что-то рассуждать на неизвестном Филипу истопнику языке, а язык третьего был ему понятен.

— Как тебя зовут? — повторил Филип.

— Олоф Эмун — отвечал доктор.

Филип отправился к Властителю. Вскоре к Иоанну позвал он Олофа Эмуна. Похожий на дубового Капко-Ороло, любимого слугу глиняного бога Кэрмэта, Эмун покатился по длинному ряду дворцовых покоев, и пыхтя вошел в царскую опочивальню. Там был полусвет. Иоанн сидел подле ложа в глубоких креслах.

Из блистающих светом и драгоценностями покоев, Эмун вошел, как будто под покров ночи. Он приблизился к мраморной статуе, представляющей победителя Востока, Юга и Запада, и поклонился ей низко.

Неподвижность её и громкий вопрос справа: как тебя зовут? смутили его несколько; но доктор не совсем потерял присутствие духа: он надел очки, осмотрел комнату, отыскал настоящее положение Иоанна, и повторил почтительный поклон, произнеся робко:

— Олаф Эмун. Откуда и давно ли здесь?

— Сего дня только приехал из Холморугии — отвечал Эмун уродливым произношением.

— Умеете лечить?

— Все болезни, какие угодно.

— Ложь! Мнимой потомок Эскулапа!