Мне 10 лет, и я разведена

На самом деле мама просто понятия не имеет, в каком месяце я родилась, потому что ни имя, ни фамилия новорожденной Нуджуд Али не были занесены в официальные документы. В провинции таких детей пруд пруди. Что касается года рождения, кто знает? Мама считает, что мне уже около десяти лет. Но может быть и восемь, и девять… Иногда мое упрямство переходит все границы, она сдается и начинает высчитывать, пытаясь разобраться, в каком порядке ее дети появлялись на свет. При этом она ориентируется по временам года, смертям стариков, свадьбам родственников и нашим переездам. Настоящая гимнастика для ума!

Закончив с подсчетами (думаю, в магазине все рассчитать и то не так сложно!), она каждый раз определяет, что Джамиля у нас самая старшая. После нее идет Мохаммед — первый сын и «второй мужчина» в доме, который имеет право голоса после отца. Потом родилась скрытная Мона и непокорный Фарес. Затем я, а после меня — моя любимица Хайфа, она почти такого же роста. Следом — Морад, Абдо, Ассиль, Кхалед и, наконец, Раудха, наша кудрявая малышка. Что касается Доулы, моей «тети», второй жены моего отца, которая к тому же является его дальней родственницей, то у нее пятеро детей.

— Мама у нас настоящая курица-несушка! — часто смеется Мона, когда хочет приласкаться к Omma. Я помню, как несколько раз просыпалась утром и обнаруживала в своей кровати нового братика или сестричку, о которых надо заботиться! Мама никогда не остановится…

Omma помнит, как однажды к нам пришла женщина из ассоциации «Планирование семьи». Она прописала маме таблетки, которые нужно принимать, чтобы избежать беременности, — мама так и сделала, правда, иногда она про них забывала. А месяц спустя, к своему великому удивлению, обнаружила, что у нее снова растет живот. Поэтому мама сказала себе, что так устроена жизнь и иногда мы ничего не можем сделать с природой.

* * *

Деревне Кхарджи очень подходит такое название. На арабском языке это означает «снаружи». Иначе говоря — на другом конце света. Большинство географов не утруждают себя нанесением на карту настолько маленького местечка. Гораздо проще сказать, что Кхарджи находится недалеко от Хайи (Хадджа), довольно известного города на северо-западе Йемена. Чтобы из столицы добраться до нашего затерянного поселения, нужно четыре часа ехать по асфальтированному шоссе, а потом столько же — по песку и камням. Когда мои братья утром отправляются в школу, расположенную в самой большой деревне нашей долины, на дорогу у них уходит целых два часа. Отец заранее позаботился о том, чтобы они получили образование. Но, как глава семьи и наш защитник, он полагал, что девочки слишком слабы и беззащитны, чтобы в одиночку ходить в школу по почти безлюдным дорогам, где за каждым кактусом таится опасность. Впрочем, отец с матерью не умеют ни читать, ни писать и думают, что дети тоже прекрасно без этого проживут[9].

Поэтому я воспитывалась в школе полей: наблюдала за тем, как Omma хлопочет по хозяйству, топала ножками, глядя вслед Джамиле и Моне, которые с желтыми канистрами отправлялись за водой к источнику и пока не брали меня с собой. Климат в Йемене ужасно сухой: нужно выпивать несколько литров жидкости в день, чтобы не допустить обезвоживания. Как только я научилась ходить, река стала для меня одним из самых любимых мест. Протекая в нескольких метрах от дома, она очень облегчала нашу жизнь. В ее чистой, прозрачной воде мама стирала белье и чистила кастрюли после каждого приема пищи. По утрам, после того как мужчины отправлялись в поля, женщины шли к реке, чтобы помыться в тени высоких деревьев. Когда налетала буря, мы бежали домой, чтобы спрятаться от молний и дождя. Но стоило солнечным лучам пробиться сквозь тучи, как все снова бежали к реке, вода в которой порой доходила мне до шеи. Чтобы она не вышла из берегов, братья иногда возводили невысокие дамбы и таким образом преграждали ей путь. Как нам было весело!

* * *

Вернувшись из школы, мальчики собирали хворост, чтобы разжечь огонь в tandour, традиционной печи, в которой пекли khobz, наш йеменский хлеб. Мои сестры — настоящие искусницы, когда дело доходит до приготовления этих хрустящих лепешек. Иногда мы поливаем их медом, «золотом Йемена», как называют его взрослые. В нашем регионе производят особенно вкусный и поэтому широко известный мед; у моего отца есть несколько ульев, за которыми он ухаживает с удивительной нежностью. А Omma постоянно твердит, что мед очень полезен для здоровья, он наполняет нас энергией.

Вечером, во время ужина, мы традиционно рассаживались вокруг sofrah[10], скатерти, расстеленной прямо на полу. Вот мама ставит в центр большую кастрюлю, полную горячего salta — рагу из говядины или баранины с ароматными травами[11], — и мы принимаемся торопливо выуживать оттуда кусочки мяса и рис, которые быстро исчезают во рту. Подражая родителям, мы научились есть руками из одной посуды. Ни тарелок, ни вилок, ни ножей. Именно так едят в йеменских деревнях.

* * *