Мне 40 лет

И тут пришла хорошенькая, как эльф, Яна Жиляева из «Московского комсомольца» и сделала со мной интервью в газетный разворот. Первой на него откликнулись два маниакальных мужика, которые хотели того, что в просторечье называется секс по телефону. Первый звонил вечерами, склонял меня в христианскую веру и мурлыкал про то, как чувствует через телефонный провод мои руки, глаза и всё остальное. Второй, представившийся морским волком, звонил по утрам, настаивал на том, что феминистка — это баба, которую никак не могут толком оттрахать, и предлагал свои услуги. Я просила не звонить, грозила, хамила. Не помогало.

Следующей на интервью откликнулась Юнна Мориц. Она напечатала в «Столице» разнузданную и агрессивную бодягу, почему-то обвиняя меня в планах занять президентское кресло. И прочитала тот же самый текст по радио «Свобода». Я написала ответ, принесла в «Столицу», но Андрей Мальгин даже не стал его обсуждать.

Я пошла на радио «Свобода», потребовала сатисфакции, но Марк Дейч объяснил, что Юнна Мориц — известная поэтесса, а я — никто. Разъяснения, что я — не никто, а человек, оскорблённый печатно и радийно, его не убедили. Я понимала, что гласность у нас для избранных, но не ожидала, что до такой степени.

Третьим на интервью откликнулся Егор Яковлев. В театральной среде приняты розыгрыши. Как и всем нашим, мне сто раз звонили скучающие студенты-актёры голосами Ефремова, Табакова и Брежнева, объявляя о начале репетиций моих спектаклей во МХАТе, Табакерке и Мавзолее. Звонили и голосами с иностранным акцентом, что в Гвинее-Бисау прямо под пальмами идёт пьеса «Уравнение с двумя известными» под названием «Кресло гинеколога» с Джульеттой Мазиной в главной роли, так что с премьеркой вас, Мария Ивановна!

Это была такая традиция актёрской пьянки — «кому мы сейчас позвоним и пообещаем „нобелёк за нетленку“». Так что, когда я пришла домой и увидела записку «Звонил Егор Яковлев, хочет, чтоб ты работала в его новой газете, перезвони по такому-то телефону», я, естественно, порадовалась актёрскому остроумию в весеннем розыгрыше.

Я, конечно, знала, что Егор Яковлев — герой демократии, а его перестроечная газета «Московские новости» была лучом света в тёмном царстве. Но жизнь газет происходила не на моей планете, так что, когда раздался новый звонок от «Егора Яковлева», я отвечала в стилистике «хватит прикалываться, есть дела поважнее». Собеседник выдержал моё недоверие и объяснил, что прочитал интервью со мною в «МК» и убеждён, что я буду работать в его новой газете. Поняв, что скорее всего это не театральный студент, я ответила:

— Мне это не подходит. Я не умею подчиняться, веду войну с шестидесятниками, пишу только правду и не даю поправлять в своих текстах ни одной запятой.

— Отлично, — сказал собеседник. — Это как раз то, что нам надо, завтра я посылаю за вами машину.

— Но я никогда не буду у вас работать, — пояснила я.

— Понял, — вежливо сказал собеседник. — Обсудим это при личной встрече, уделите мне полчасика.

Конечно, я ехала, чтобы сказать всё, что думаю о шестидесятниках, и эффектно хлопнуть дверью. Как говорил мой любимый Юрий Олеша «Уходя, мы хлопнем дверью так, чтобы на морде истории осталась морщина». Но я не знала, что не родился ещё человек, которого Егор Яковлев не сумел бы обольстить и уболтать.

— Сейчас, весной девяносто третьего, я третий раз начинаю с нуля, — сказал Егор. — Меня предали сначала Горбачёв, потом Ельцин, но я сделаю новую газету для интеллигенции, у которой будет новый голос.

С одной стороны, буддист считает, что всякую работу небесный диспетчер посылает для чего-то, а не просто так. С другой, кончились деньги. С третьей, драматургическая компания уже деградировала до уровня, на котором хвастаются, кто где больше урвал. С четвёртой, после аборта и отъезда Лёвы в Париж было ощущение другого этапа и потребности в поиске новых жизненных стратегий. Всё сходилось, но, по-честному, я пошла в газету только потому, что масштаб личности Егора Яковлева завораживал. Конечно, не обошлось и без «образа отца» — ведь мой папа тоже много отдал газетам.

Но, да простит меня любимый муж и прочие судьбоносные мужчины, но ни один из них не оказал такого мощного влияния на мою жизнь, как «производственно удочеривший» меня Егор Яковлев. Теперь я знаю точно, что любого выпускника Литературного института на практику надо в обязательном порядке отправлять в газету. «Наш брат писатель» живёт в совершенно герметичной среде, и ему кажется, что Дом литераторов такой большой, а мир такой маленький. А потом оказывается, что это Мир такой большой, а дома литераторов давно нет.