Мне — 65

Премии, конвенты и прочее. Сразу отвечу на этот вопрос, вдруг да будут меньше спрашивать в будущем. Бесспорно, проще добиться признания у собутыльников, чем у совершенно незнакомых людей. Вот вы читаете и оцениваете этот текст, к вашей оценке не примешивается то, что я с вами пил, что еще буду пить на очередном конвенте, в таких случаях как-то неловко сказать, что книга – говно. В данном случае вы скажете об этой книге все, что думаете, ничто не помешает сказать о ней именно то, что думаете. А вот о книге собутыльника… гм… постараетесь найти слова одобрения. В любом случае, даже если о ней такие слова найти просто невозможно. Впрочем, в таком случае можно придумать, это же не спорт, где сразу видно, кто есть кто, где не соврешь в оценке.

Я не стремлюсь, чтобы меня признала кучка собутыльников и осыпала премиями имени своей тусовки. Более того, старательно избегаю. Конечно, это не добавляет популярности в их глазах, а, скажем мягко, – очень даже наоборот, здесь дикая ненависть к посмевшему не принимать их правила, но когда я их принимал? Писатель должен быть свободным.

А все эти смешные премии выглядят нелепее, чем расшитые золотом ризы на раскормленных попах или звенящие ложки и вилки на груди танцующего шамана. Они действуют разве что на своих, стоящих в том же круге, хлопающих в ладоши и принявших правила их смешной игры.

А читающие книги прекрасно видят, кто король.

Хрюка заснула на диване, Лилия собирается раскладывать его на ночь. Говорит мне обыденно: «Перекладывай ребенка». Я осторожно подвожу ладони под псяку, приподнимаю и, стараясь не потревожить, быстро переношу в кресло, укладываю там, а сверху прикрываю покрывалом. И лишь потом приходит в голову, что выгляжу смешно: ведь это все-таки собака, всего лишь собака. Большая, молодая, сильная. Скажи ей: марш на кресло, сейчас же вскочит, перебежит туда и, свернувшись калачиком, снова заснет. Но осталась у нас эта потребность заботиться о ком-то, как заботились о детях, как перекладывали их, заснувших в креслах или на диване, в детскую кроватку…

Коротко о квартирах, общий, так сказать, обзор: после того, как ушли, оставив детей делить роскошную шестикомнатную квартиру на Тверской, мы с Лилей снимали в Подсосенском переулке, но вскоре хозяин решил ее продать, пришлось подыскивать другое место, нашли в детском саду, где разместили тираж книг и сами жили там, превратившись заодно в охранников. Затем прокатилась «чеченская волна» с фальшивыми авизо, заложниками и прочими вещами периода Первого Передела Собственности, испуганное руководство детского сада от нас потребовало срочно освободить помещение, мы сняли на улице Красина, где прожили с полгода. У коренных москвичей, где давно уже система «айн киндер», накапливаются квартиры от умерших бабушек и дедушек. Их обычно сдают, а на вырученные деньги живут безбедно. Там прожили меньше года, пришлось съехать, хозяйка ежемесячно поднимала плату. Но деньги впрок не пошли, заболела раком, жадность до добра не доводит, и вновь мы искали квартиру и нашли в доме на Малой Грузинской. Там прожили пять лет, хозяйка, ее звали Нина, сдала охотно, хоть мы и с собакой, но у нее самой овчарка, понимает, что собака – не страшно. Так и жили, платили шестьсот долларов в месяц. Конечно же, сдала за пятьсот, но на следующий месяц, как водится в России, повысила плату: все трое – она, муж и сын – любители приложиться к бутылке. От армии сына отмазывала, и поэтому арендная плата повышалась регулярно. Потом муж умер, она продолжала пить вдвоем с сыном. Не раз пьяный сын звонил и требовал по телефону, чтобы немедленно заплатили еще за пару месяцев вперед, а то «придет и выгонит».

В ту пору он пристрастился еще и к наркотикам, вскоре помер от передозировки, что, понятно, не случилось бы в армии. Мать продала квартиру, в которой мы жили, пила. Пропила удивительно быстро, затем продала и ту, в которой жила, после чего скиталась бомжихой, затем бесследно исчезла, как это нередко в Москве.

Но мы съехали раньше: как только подняла плату за аренду до семисот долларов. Сняли квартиру на Планетной, платили двести пятьдесят, но, ессно, такая у нас страна, квартиросъемщик абсолютно не защищен, уже со следующего месяца хозяин увеличил на пятьдесят, а позже еще… А потом еще. Там прожили год. В этой квартире у нас и умерла Хрюка. Возможно, не столько от старости, как от частых переездов. Собаке сложнее привыкать к новому окружению и другим собакам, где уже двор и дом поделены на сферы влияния. Кстати, с каждым переездом проблемно найти квартиру, чтобы пустили с собакой, даже такой замечательной, а она это все прекрасно понимала. Писали объявления такого плана: «Семья россиян из двух человек с очаровательной собакой снимут…»